Игорь Стрелков: Олимпийский позор

У БУРГУНДСКИХ СОБСТВЕННАЯ ГОРДОСТЬ


Российские саночники выступят на ОИ-2018 в комбинезонах бургундского цвета...

Очередное а я ж говорил: достаточно единожды дать слабину, а дальше уже по наклонной.
Во всех позах, со слабым лепетом насчет попросили, хотя в реале велели, утешая себя тем, что немного.

Не нравятся завитушки? На фиг завитушки. Не подходит красный цвет? Извольте: бургундский. А если доперли бы еще вместо синего голубой, а вместо белого navajowhite, могли бы вообще гордо идти под бургундско-голубенько-грязносереньким триколором. Без завитушек. Преисполняясь своей, особой гордости. Они к этому всю жизнь готовились.

И только так. А ссылки на катарских шахматистов, решивших не ехать на чемпионат мира в Саудию из-за требования организаторов не демонстрировать флаг их страны, потому что для них "превыше всего гордость и престиж Катара" здесь явно неуместны: эти дикие бедуины с Залива просто не доросли до понимания высоких идеалов бизнес-патриотизма.

СКАЗКА О НАБИТОМ КОРЫТЕ


Well, well. Поехали. A fool there was... Впрочем, нет. Сэр Редьярд пусть сколько угодно бросается "дураками", а у нас, чтобы никого не обижать, пусть будет детина. А еще лучше - Детина. С самой большой буквы. Это комфортно, достаточно, сакрально и традиционно, то есть, скрепно...

Итак, жил да был себе Детина. Еще молодой, но рыхлый такой, с пивным пузиком. Из неплохой семьи, даже очень хорошей, но что-то пошло не так, и жизнь у Детины не задалась. Может, потому что сам, недотыкомка, наследство промотал, может, еще почему, но уж каков был, таков был. Ни в мать, ни в отца. Не горячий, не холодный, не сильный, не слабый, малость туповатый, где можно, нахальный, но ежели что, лизнет и отползет. В общем, серенький, - и все на него поплевывали, кто свысока, кто сбоку, а кто даже снизу, и ему это шибко не нравилось, ибо мнение о себе имел, да что ж тут поделаешь.

Однако же, долго ли, коротко, роясь в подвале, нашел наш Детина однажды сундук. Хотя нет, не сундук. Корыто. Но с крышкой. Приподнял крышку, а там, поверх всякого тряпья да мусора, - орден отцовский. Красивый. Обтер его Детина об рукав, прицепил на грудь, еще порылся, и еще один орден нашел, - дедов. Тоже прицепил, и пошел грести, пошел, только пыль летит. А там еще и прадедушкина медаль, и прапрадедушкина бляха, и маминой прапрабабки брошь с мечами да брульянтами. Да еще много чего: и крест наперсный из красна золота, и даже обруч навыйный чистого серебра. И все богато блестит.

Выгреб все это Детина подчистую, прицепил так, нацепил этак, что на груди не уместилось, на шею приладил, чему на шее место не нашлось, еще где-то привесил, выкарабкался из подвала, подошел к зеркалу, - и так ему понравилось, такая гордость за себя взяла, что он аж от гордости раздулся вдвое, и пукнул. Громко, значительно, с полным к себе уважением, потому как нельзя ж не уважать себя, такого красивого и всего в орденах. Потом опять: еще громче, еще значительней. Уверенно и гордо, в лицо зеркалу. А и по сей день, люди бают, так и стоит, сияя, пукая и гордясь. Имеет право - есть чем...