Фильм «Люди Святой Руси - Игорь Стрелков»

Фильм Сергея Алиева об Стрелкове Игоре Ивановиче.



Текстовая версия интервью из фильма "Люди Святой Руси":

1. О себе

Игорь Стрелков: Обычная семья московская. Отец и мать инженеры, закончили Московский авиационный институт. Отец строил стратегические ракеты, ракетные двигатели, работал в МИТе (Московский институт теплотехники). Мама работала в КБ; она жива ещё, слава Богу.
В семье были серьёзные военные традиции. Отец в молодости служил на Северном флоте на подводной лодке. Оба деда - офицеры, участники войны, ранены, награжденны, многочисленные награды боевые. Один из прадедов был офицером Императорской армии, выходцем из солдат. А так, в целом - мещане и крестьяне. То есть, не было у меня в роду никого ни из священного сословия, ни из дворянства, ни из каких-то других привилегированных сословий.
В семье, с одной стороны, все мужчины были членами Коммунистической партии, причём не сказать, что они были все лицемерами, нет. Дед вообще был очень жёсткий сталинист, очень уважал Сталина, при этом, как ни странно, с большим уважением относился к дореволюционной России, дореволюционной армии.Может, потому, что он служил срочную службу еще в 28ом году, когда командирами были выходцы из Российской императорской армии. Ну а по женской линии все были верующими.В доме были иконы.

Сергей Алиев: Мама и бабушка?

Игорь Стрелков: Мама нет. Мама только сейчас пришла к вере, не так давно. А бабушки были верующими, иконы были. И двоюродная бабушка была очень верующая. Посещали церковь... Нас крестили (в тайне от мужской половины), в младенчестве. Мне говорили, что мне было 7 месяцев, когда меня крестили. Крестили меня в Бескудниково, там небольшой храм есть. Крестили ночью, ночью возили. В начале 70-х была яростная антицерковная кампания, и детей крестить запрещали, поэтому меня и сестру возили крестить по ночам. Но сказать, что воспитание религиозное было в семье ...- это, конечно, нет.

Сергей Алиев: Ну а нравственное?

Игорь Стрелков: Нравственное было достаточно серьёзным. Во-первых, у меня перед лицом был живой пример, что родители и старшее поколение много работали. Можно сказать, что мы жили по христианским законам, но без упоминания о Боге. То есть, не укради, не лги; все эти моменты были постоянно. В семье была любовь, уважение, по краней мере в старшем поколении очень сильно. Родители всё время были на работе, поэтому меня воспитывали дедушка с бабушкой. Был живой пример, очень наглядный, и старались следовать, нелицемерно следовать этим наставлениям.

2. О чести офицера

Сергей Алиев: Понятие чести офицера у Вас с детства закладывалось?

Игорь Стрелков: Я с детства мечтал стать военным. Не совсем получалось в юности, но в итоге всё-таки получилось. Правда, на фоне всероссийской смуты, но что уж тут поделать. С детства дед мне рассказывал про войну, про службу; оба деда рассказывали, но особенно по матери. Я этим, если можно так выразиться, бредил. Определённый культ армии, офицерский, он присутствовал постоянно.

Сергей Алиев: Ну а почему тогда в военное училище не поступили сразу же?

Игорь Стрелков: Я посадил себе в школе зрение. У меня правый глаз видит очень хорошо, а левый значительно хуже видит (большой плюс). Поэтому ни в одно серьёзное военное училище меня взять уже не могли. В военно-политическое - пожалуйста. Но вот в военно-политическое я, честно говоря, не рвался. Опять же, потому что оба деда были строевые офицеры, и замполитов они не очень любили. Хотя среди замполитов мне лично встречались очень хорошие люди, но это, видимо, как-то отложилось..

Сергей Алиев: Штабным не хотели быть?

Игорь Стрелков: Нет, конечно нет. Кроме того, я ярко выраженный гуманитарий, у меня достаточно плохо с точными науками и дисциплинами, их я еле вытягивал на четвёрки в школе. Не считаю себя дураком или бездарем, но вот просто не даётся.Поэтому у меня это достаточно сложно получается. Хотя глядя на некоторых офицеров, думаешь: "как они вообще что-либо окончили? школу, наверное, окончили". По разному бывает, каждому свой дар даётся...
В конце учёбы в школе я очень увлекался историей, в первую очередь военной историей, и в целом историей. И выбрал себе профессию историка. Поступил сначала на подготовительные курсы, а после завершения школы поступил в Московский историко-архивный институт, который сейчас в составе Российского гуманитарного государственного университета. Поступил в 86-ом году, мне тогда ещё, если не ошибаюсь, 16-ти лет еще не было.

Сергей Алиев: То есть, изучали Вы советскую ещё истрию?

Игорь Стрелков: Ну конечно. Годы моей учёбы пришлись на перестройку.

3. О самодержавии и монархизме

Сергей Алиев: Ваше отношение к царю? Когда к вам пришло понимание, что царь...?

Игорь Стрелков: Понимание пришло тоже далеко не сразу. Очень далеко не сразу пришло понимание...Может, именно потому что в семье существовал культ правды, лгать было ну как-то...по-детски все, конечно,врали, но по большому счёту, врать было очень некомфортно. Мне и сейчас очень некомфортно говорить неправду. Стараюсь этого избегать, если это не связано с выполнением каких-то военных обязанностей.

Сергей Алиев: С профессиональной деятельностью?

Игорь Стрелков: Да. И вот это чувство фальши, которое присутствовало в последние годы советской власти, оно было очень угнетающим. Везде была фальш. Везде говорили одно - а думали другое. Вот это мне очень не нравилось, страшно не нравилось. Я прочитал все эти уставы КПСС и ВЛКСМ, в школе я был идейным комсомольцем. И я столкнулся с тем, что все об этом говорят, но никто не соблюдает, и никому это не интересно. И на меня, когда я пытаюсь что-то соблюдать, смотрят как на дурака или как на белую ворону.
То есть, в институт я пришёл ещё вполне себе идейным комсомольцем. Никакой веры и близко не было. Видимо, в семье существовал договор между бабушками и дедушками: " вы молИтесь, мы вам не мешаем, а вы нам тоже не мешайте воспитывать детей так, как мы считаем". То есть, к вере меня никто не приводил.

Сергей Алиев: Ну а бабушки ходили в храм?

Игорь Стрелков: Ходили, и дома были иконы. Молились по вечерам, обычно чтобы мы, дети, не видели — мы ночью спали. Но я все равно частенько видел, что бабушка молилась.

Сергей Алиев: А дедушка как к этому относился?

Игорь Стрелков: По крайней мере, он никак этому не препятствовал. Никак не препятствовал, никоим образом. Не было никаких замечаний, ничего.

4. О приходе к Богу

Сергей Алиев: То есть, Ваш приход к Богу был достаточно тяжелым.

Игорь Стрелков: Ну если так говорить, он и сейчас не завершился. Я считаю, что не пришёл пока. Почему? Потому что я все ещё боюсь смерти. Пока человек боится смерти - значит к Богу он ещё не пришёл. С одной стороны, я всегда стараюсь игнорировать её, а с другой стороны, полного понимания того, что за окраиной боятся абсолютно нечего, нет. Значит, мой путь ещё не закончен. То есть, я верю в Бога, но...

Сергей Алиев: Не верите Богу?

Игорь Стрелков: Не знаю, можно ли так сказать, но, наверное, можно и так выразиться.

Сергей Алиев: Абсолютного доверия Богу, к сожалению, у многих из нас нет.

Игорь Стрелков: Ну, в общем, да. Наверное, можно и так сказать. Интересно, я просто не слышал такого.

Сергей Алиев: Есть такое.

Игорь Стрелков: И, когда я учился в институте, Историко-архивный был замечательным и по преподавательской составу, и по атмосфере, которая там была. Он позволял знакомиться с первоисточниками, с документами. Кроме учебников, была возможность работать с документами в архивах, в спецхранах библиотеки, читать очень много интересного. А это были годы расцвета перестройки: 87-ой, 88-ой, 89-ый. Время, когда стало легче изучать какие-то материалы, стало легче проходить в те же самые спецхраны. В обществе шла большая дискуссия, намечались демократические, либеральные тенденции, разоблачался Сталин, постепенно от Сталина переходили к разоблачению Ленина, ну и так далее. И от этого происходило у меня разложение коммунистической идеологии. Разложение происходило у многих, но поскольку я всегда стремился к истине, правде максимальной, то оно происходило, может быть, быстрее, чем у других.

Сергей Алиев: Очень хорошо Вас понимаю, потому что у меня происходило тоже самое, только на уровне пионера.

Игорь Стрелков: При этом мне инстинктивно не нравилось всё, что предлагали взамен. Ну не нравились мне демократы, их диалоги мне не нравились. Это не было тогда осознанно, просто не нравились, и всё! Наверное, чувствовал внутреннюю фальш. Это сейчас я понимаю, почему мне они не нравились, а тогда я не понимал, просто на уровне инстинкта.
Поэтому на втором курсе института я увлёкся историей Гражданской войны и Белого движения, историей Революции. Понял, что мне это интересней всего. Я начал очень много читать по этому поводу, получил доступ к спецхрану Российской публичной библиотеки. Там было большое количество книг, именно изданий эмигрантских, мемуаров. Я в это все нырнул, погрузился, тем более это всё для меня было внове. И, достаточно быстро, достаточно плавно я совершил переход от радикального сталинизма к радикальному монархизму. То есть, я почувствовал, что мне это нравится. Веры, как таковой, пока ещё не было, просто был переход из одной идеологии в другую. От сталинской версии коммунизма в версию монархизма; это были не монархические убеждения, это был монархизм.

5. О Российской императорской армии

Сергей Алиев: А что Вам понравилось?

Игорь Стрелков: А всё! Вот понимаете — всё! Я почувствовал, что мне это всё нравится, всё моё. В том числе и то, что Вы говорили про офицерскую честь. Я почувствовал, что люди, которые были готовы ходить в лоб на пулемёты, не пригибаясь, люди, которые не сдавались в плен... Очень сложное у меня отношение к самоубийству, но люди, которые из чувства чести готовы были распрощаться с жизнью, причём уйти из неё добровольно... Это настолько диссонировало с окружающей действительностью, где нет никаких твёрдых моральных норм, что я почувствовал, что мне хочется быть рядом с этими людьми. Я понимаю, что там было много ложного. Сейчас, по мере опыта, пришло понимание, что где-то это было и преувеличено. Но в основе было ощущение чести, ощущение долга, ощущение Родины, готовность умереть за Родину, открытая готовность, и самое главное — подтверждение своих слов делом. Всё это было в Российской императорской армии, и в Российскую императорскую армию я нырнул с головой, то есть читал если не круглые сутки напролёт, то уходил, когда библиотека закрывалась. Учился я неплохо, тщательно я учился. Фактически, если для других институт - это время студенческих вечеров, посиделок, танцулек, то для меня весь студенческий период - это библиотеки, архивы и упорная учёба.

Сергей Алиев: Вы уже с того времени были чудаком определённым.

Игорь Стрелков: Ну, в общем, да. Учился я фанатично. Во многом я немножко фанатик, я упертый: если я занимаюсь чем-то одним, я им занимаюсь полностью, а всё остальное - побоку. С годами, конечно, немножко варьировалось, стало мягче, а тогда это было так. И как только я пришёл к монархизму, я, естественно, будучи радикалом, об этом открыто заявил. Стал чудаком ещё большим в глазах окружающих, особенно, когда издал две настенные газеты "Легитимист". Настенные, то есть вручную изготовленные, со статьями, фотографиями...

Сергей Алиев: О чем они были ?

Игорь Стрелков: О царе, самодержавии.

Сергей Алиев: Какой это год?

Игорь Стрелков: 1989.

Сергей Алиев: Именно про Царя-батюшку, Николая Второго?

Игорь Стрелков: Да, да. Именно про Николая Второго. После этого её порвали. Потом вышел второй номер (третьего уже не было), его порвали ещё быстрее, но тем не менее он висел. В институте тогда таких чудаков было много руководство института на это смотрело так: "ну вот есть там демократы, либералы, ну и монархисты есть". Тогда ректор был либеральнейший Афанасьев, человек, сделавший немало для разрушения нашей страны, но в этом случае...
Кстати, забавно отметить, что последние 2 года учёбы в институте я ещё увлекался и археологией, 3 года выезжал на археологические раскопки. А потом увлёкся военной археологией, то есть перезахоронением погибших, причем не копательством, как многие. У нас был так называемый "красный" отряд, который реально занимался перезахоронением. Если железо какое-то и находили, то оно рассматривалось как сопутствующее, и не было такого, что сначала железо, а потом кости. Нет, только кости, кости и кости. Поиск погибших, поиск медальонов, перезахоронение. Но не так часто я с ними ездил. Личный состав был так называемые " махровые сталинисты", но я с ними прекрасно ладил, и общий язык был, то есть никаких проблем не было, несмотря на то что я всегда говорил, что я - сторонник самодержавия.

6. Первые шаги к Богу

Игорь Стрелков: Приход к вере во многом тоже состоялся вначале формально. В книгах написано, что монархист должен быть православным. Ну и раз монархист должен быть православным, значит я, соответственно, взял Евангелие и прочитал; оно произвело на меня мощнейшее впечатление. Нашёл бабушкино на церковнославянском. Поскольку мы изучали в институте церковнославянский...Это сейчас я его подзабыл, а когда-то я знал его получше чем сейчас. Соответственно, мне не надо было ничего переводить, я всё понимал. Оно произвело мощнейшее впечатление на меня, особенно все четыре Евангелия и Апокалипсис (Откровение). Деяния Апостолов я тогда пролистнул, если честно.
Но сказать, что я после этого пришёл к вере - нет. Мне было очень тяжело выстаивать службы. То есть, я начал ходить на службы, ещё Причастие не принимал, только подходил к кресту. Но мне было очень тяжело выстаивать, потому что когда отбываешь номер, ходишь из чувства долга, из-за внешнего, то службу очень тяжело выстаивать. Постепенно я начал понимать... Был (и есть) такой замечательный протоиерей, отец Сергий Косов. Он начал вести для нас ( было ещё несколько человек, кто-то учился в нашем институте на разных курсах, кто-то нет, но вот такая небольшая группа людей сложилась) что-то типа воскресной, вечерней школы. Он нам разъяснял службу, разъяснял церковные Предания. Ликбез, условно говоря. Служил он тогда в храме Димитрия Солунского на Благуше. Это было совершенно разгромленное здание. В советское время от него осталась одна типичная коробка, и там был завод по переплавке драгметаллов. Когда-то из него сделали завод, и церковные ценности переплавляли. А в 90-м его передали церкви. Кирпичная ободранная коробка, алтаря там вообще не было - он был снесён, крест только поставлен, только начинался ремонт. Мы ездили туда, помогали в каких-то работах. Впоследствии я там несколько месяцев прислуживал в алтаре. Помогал крест выносить, свечи выносить, на крестный ход выходил. И там же мой духовный отец, отец Михаил Сотников.

Сергей Алиев: Он и сейчас Ваш духовный отец?

Игорь Стрелков: Там сейчас есть проблемы, он запрещён в служении какое-то время (официально он в отпуске). Поэтому я не могу у него окормляться. Соответственно, сейчас у меня нет постоянного священника. С другой стороны, отец Павел Гуров, известный относительно отец был, пять лет в запрете...

Сергей Алиев: Очень много священников благочестивых были...

Игорь Стрелков: Да, вот он был моим преподавателем истории в школе, меньше полугода, в десятом классе. Совершенно случайно я узнал потом, что он уже священник (в нулевых годах, даже уже после второй Чечни). Снова свела судьба...
То есть приход к Богу сначала был формальным. Я тогда стремился именно подражать во всем ( это хорошее подражание - это достойно, я считаю) офицерам Императорской армии. Во всем! Где-то с третьего курса я запретил себе врать. Я ещё в школе себе запретил, но в институте - окончательно. Я начал периодически, поскольку был членом военно-исторического клуба, ходить на семинарские занятия в форме. Очень чудаковатый, конечно, был. Но поскольку учился я хорошо, и дураком никогда не был, и ханжой, в общем-то, не был, поэтому люди воспринимали меня по-доброму. Были там и другие персонажи, которые по-другому воспринимались. А со мной — ну..."чудит молодой человек!".

7. О подражании, героях и вере

Сергей Алиев: А герой был какой то? Именно конкретный офицер.

Игорь Стрелков: Вы знаете, у меня героев очень много. Сказать, что кому-то конкретно я подражал, не могу. Вот именно человеку я не подражал, я подражал собирательному образу. Старался подражать. Сначала ушла прическа (я носил одно время длинные волосы). Сначала волосы ушли, потом более строгой стала одежда, стал больше следить за собой. Опять же, помогал военно-исторический клуб, и осанку отрабатывал, и прочее. Хотя физически я постоянно гимнастикой занимался, ещё со школы, обычно просто дома; у меня вместо зарядки была гимнастика. Я от природы не очень-то сильный, не дано это.

Сергей Алиев: Суворов тоже не обладал большой силой.

Игорь Стрелков: У него выносливость была большая.
Постепенно, от формальности я пришёл более внимательно на службу. Сначала я понял, что Евангелие это самая правильная книга, для меня это было действительно откровение, квинтэссенция всего того, во что хочется верить, чему хочется следовать. Не просто книга, а именно руководство к действию. Конечно, Вы сами понимаете, мы все и я в том числе, очень тяжело следовать...безумно тяжело! Наверное, только святые люди могут.

Сергей Алиев: Даже Апостол Павел, помните, говорил: "Доброе, что хочу, не творю; злое, что не хочу, творю".

Игорь Стрелков: Да, но тем не менее...Не сразу, сложно сказать к какому моменту, но к Приднестровской войне я был, пожалуй, уже верующим человеком. Пусть очень слабо, ещё и воцерковление у меня было очень слабым. Тогда же практиковалось многими священниками ... я все равно считаю что это правильно. Некоторые говорят: "Ересь, так нельзя".

Сергей Алиев: Что именно?

Игорь Стрелков: Коллективная исповедь, Причастие после коллективной исповеди.

Сергей Алиев: "Коллективная" что значит?

Игорь Стрелков: Когда люди не индивидуально исповедуются, а когда батюшка говорит, а все повторяют.

Сергей Алиев: Как Иоанн Кронштадский.

Игорь Стрелков: И после этого можно причащаться, не исповедуя индивидуальные грехи.

Сергей Алиев: Ну, это не ересь

Игорь Стрелков: Ну, вот мне некоторые говорили, что это не правильно.

Сергей Алиев: Я знаю священников, старцев, которые принимают; вот батюшка Иоанн Миронов, старчик...

Игорь Стрелков: Для тех условий, когда люди ещё не были готовы, и я не был готов индивидуально исповедоваться... Не был я готов к этому. Если бы от меня это потребовали, я, возможно, отшатнулся бы...Потому что это действительно очень нелегко, священнику рассказывать "со стыдом,но без смущения" о своих грехах. Ну и доверять ему, конечно.

Сергей Алиев: Война помогла уверовать более крепко?

Игорь Стрелков: Да, конечно. Очень много же мистических вещей происходит на войне, они острее чувствуются. Например, мы ехали в Боснии на боевую операцию в машине. Царствие Небесное Андрею Неменко, он доброволец наш...Открытый кузов в машине типа ГАЗ-66. Сидишь на скамейках, смотришь... Я поймал себя на том, что я вижу глаза всех, а его глаз не вижу. Ну вот не вижу я глаз! У него вместо глаз чёрные такие...( показывает). Все вглядываюсь и не вижу глаз. Почему...? В этом бою он погиб. Смерть уже наложила на него...он был отмечен печатью смерти, и я это просто увидел.
В том же бою был тяжело ранен Козаковский Саша, и я долго не мог его найти. Знал, что есть раненные, и привёл группу сербов, чтобы вывезти раненных, найти. И я никак не мог найти наших. И с Вышеграда, снизу (там горы были), раздался колокольный звон. Я помолился, и тут же нашёл. Сразу, буквально в 3 минутах, в кустарниках. А до этого минут 40 бродил, и никак не мог найти, хотя в этом месте уже был.

8. О мистических случаях на войне и молитве

Игорь Стрелков: Таких вещей было очень много, и более жёсткие вещи...Электростанция, в которой убили очень много людей: сербы мусульман, и мусульмане сербов. В техническом туннеле (мы его не видели, он внутри горы проходит), было убито больше ста человек. А над этим местом стоял строительный балкончик, он стоял на постоянной основе. Там невозможно было ничего! Мы ужасно уставшие приехали на эту электростанцию, после суточного выхода на нейтральную территорию. Мы только-только легли спать, нас подняли ночью по тревоге и отправили усиливать оборону на электростанции, так как якобы на неё готовилось нападение. Там гидроэлектростанция, плотина большая... Мы вырыли окопы, расставили пулемёты, развернули миномёт. Никто на нас не нападает. С одной стороны, надо дежурить, с другой стороны, мы все вымотанные, по горам-то особо не привыкли тогда бегать. То есть, надо меняться, чтобы хоть как-то отдыхать.
В первой смене пошёл я и Эдик с нами (сейчас в Сирии, воюет, по моему). Он был офицер-афганец, майор по званию, у него были четыре года в Афганистане, боевые награды многочисленные. Он был артиллерист в составе десантно-штурмовой бригады, корректировщик. В общем, очень большой был опыт у него, он и сейчас многих бы переплюнул. И мы с ним пошли в первую смену, все умотанные ужасно. Закроешь глаза - провалишься. Так вот, я провалился не в сон, а в бред, тяжёлый бред, в кошмар. Образы, стук, гром... Захотел проснуться - с трудом, с трудом проснулся, весь в холодном поту. Помолился, причём иконы были. Второй раз я с ещё большим трудом сумел вскочить, с меня холодный пот течёт. Смотрю, а тот сидит такой же. Говорю: " Здесь что-то нечисто". Тот говорит : "Да". Он, кстати, неверующий был, но тем не менее ... И вот мы оба ушли. Ничего не сказали, но мало ли там, психоз какой-то. Пошла следующая смена. Через 15 минут приходят - всё тоже самое.

Сергей Алиев: Страхованием это называется в православии.

Игорь Стрелков: Мы тогда по-сербски ещё не очень говорили, но потом сербы рассказали, что в точности под этим местом было убито очень много людей, причём насильственным образом. Так что такие вещи мистические очень часто встречаются. Ещё в моей жизни было несколько совершенно явно таких, и на войне, и вне войны. Но самое — на войне, там всё обостряется. Там я молился действительно каждый день, постоянно, по настоящему.

Сергей Алиев: Не скорбит ли душа, что там такая молитва крепкая, а здесь так не можем?

Игорь Стрелков: Скорбит. Но это от ленности, это ленность наша. Помните? "Пока гром не грянет, мужик не перекрестится". Насколько правильная поговорка!

Сергей Алиев: Я почему говорю, потому что я сам такой же.

Игорь Стрелков: Мы все такие, кроме по-настоящему святых людей. Я, конечно, самооправдываюсь, что всё равно стараюсь поступать по заповедям. Но это всё самооправдание... Без молитвы, кстати говоря, через какое-то время размывается и мотивация. Сам себя ловишь: " Что-то я не то думаю". Слабость начинается. Чтобы укрепляться, надо молиться. И уныние, кстати говоря, очень сильное. Особенно сейчас, когда такая тяжёлая ситуация. С одной стороны, вроде бы радоваться нечему, с другой стороны, уныние демотивирует человека, сковывает его действия.

9. О Чечне, войне и ложной гуманности

Игорь Стрелков: То есть не быстро, не сразу. И я вам говорил, что служба в Чечне была очень тяжелая, очень жёсткая. И там был у меня эпизод очень серьезный, очень меня напряг и может на что-то подвИг. Я находился в отпуске, в Моздоке, шёл по своим делам мимо храма...Ну, не в отпуске, в местной коммандировке.

Сергей Алиев: В увольнении?

Игорь Стрелков: Нет, в местной коммандировке. Я за чем-то поехал: то ли надо было личный состав новый принимать, то ли оружие получать. Я шёл мимо одной из боковых улиц, мимо храма (в храм я не заходил). Около храма сидели женщины. Скорее всего они были не нищенки, не подаяние просили, а просто присели. А может быть и подаяние просили...Одна из них: "Уу, какой страшный человек!". А я был без формы, в гражданской одежде. Видимо, она почувствовала, что... И я для себя...щелчок такой в голове.
Можно много об этом говорить.

Сергей Алиев: Ну а когда были в Чечне, молились?

Игорь Стрелков: Да. Но в основном, естественно, после и перед боевыми операциями. Это примерно как помолился — поблагодари, спасибо Богу скажи, за то что Он помог. Перед боевыми операциями — всегда. И кстати говоря, за все боевые операции, в которых участвовал, тогда, когда я коммандовал, лично участвовал - всегда без потерь. Вообще без потерь.Даже когда были очень жёсткие ситуации. За все время я участвовал примерно в 120 боевых мероприятиях. Не все были со стрельбой, но, с другой стороны, иногда попадали под огонь и вне боевых мероприятий - противник тоже устраивал свои боевые мероприятия. Но из всех, которые мы организовывали или делали, под моей командой, был всего один легко раненный.

Сергей Алиев: За всё время?

Игорь Стрелков: За всё время. Под моей командой, если я планировал операцию и в ней участвовал, всего один легко раненный. Поэтому на Донбассе, когда мы начали нести потери, это для меня был просто шок. Я настолько привык, что... Но там война совсем другая. А так был шок просто: "Как, это у меня убивают людей?!". Я вообще очень тяжело переживаю за потери. Очень тяжело. Всегда стремлюсь этого избежать. При том, что к врагу я абсолютно безжалостен. Ну как безжалостен? Я никогда не старался убивать просто так. Но победа достигается...

Сергей Алиев: Здесь военный закон.

Игорь Стрелков: Да. Чётко следовать военным законам, не сюсюкать, не проявлять ложную гуманность, потому что враги — это враги. Если не уничтожишь ты — убьют тебя, твоих людей. В этом отношении, я считаю, что ложная гуманность наносит намного больше вреда, чем пользы.

Сергей Алиев: У меня по этому поводу вопрос. Когда я смотрел с вами интервью, некоторые гуманные собеседники Ваши, ведущие, начинали призывать Вас к совести по каким-то вопросам. У меня, чья жизнь была связана немного с армией, с военным делом, всегда возникало желание сказать им на Вашем месте: "Вы хоть раз в жизни в окопе сидели? Порох нюхали?".

Игорь Стрелков: Это тот аргумент, который легче всего сказать, но который будет меньше всего воспринят.

Сергей Алиев: Неужели они сами не понимают?

Игорь Стрелков: Нет, не понимают. Наше общество сейчас очень лжегуманизировано. Это традиции ещё от Эразма Роттердамского, когда вместо реального христианского гуманизма, христианского подхода к жизни, возник ложный гуманизм. Ну, не Эразм, который, насколько я знаю, был глубоко верующим человеком, а уже впоследствии. Возникает ложный гуманизм тогда, когда человеческая жизнь ставится выше всего. Человеческая жизнь конечна. Мы все умрем, мы все должны помнить, что наше физическое существование здесь конечно. И ставить временную ценность выше всего, выше души... Вот все сейчас говорят: "человеческая жизнь, человеческая жизнь", а о человеческой душе никто не заботится.

10. О ложных идеалах. Мирные жители Славянска в первые дни войны

Игорь Стрелков: Заметили, как в последнее время прославляются, и на Западе тоже (это, кстати, пример их деградации, там просто она началась раньше, чем у нас), герои-жулики, плуты, воры? Это, наверное, пошло ещё со времён Эпохи Возрождения, со времен "Гаргантюа и Пантагрюэль" Рабле. И сейчас там — жулик, обоятельный жулик; а у нас — Остап Бендер. Это следствие того, что мирское становится во главе угла, а другие ценности полностью в забвении. Это следствие вот этого воспитания.
...А они этого не понимают. Больше того, могу сказать, что на Донбассе если бы люди понимали, я бы действовал по другому. Я, может, намного более бы жёстко действовал, но и более успешно. И сберегли бы очень много людей. Проблема в том, что все думали, что будет как в Крыму. И я тоже самое думал.

Сергей Алиев: Все думали так.

Игорь Стрелков: Только у меня были основания так думать. Серьёзные основания так думать. Потом, когда война уже началась всерьёз, я всё равно не мог делать многого, чтобы люди не отшатнулись. Вот сейчас люди на Донбассе были бы готовы принять намного более суровые меры чем даже те, которые я не мог тогда провести. И поддержали, поняли и оценили бы.

Сергей Алиев: Но люди не верили, что это будет война.

Игорь Стрелков: Люди не только не верили что будет война, они считали что это всё будет в стиле водевиля, развлечения. Когда БМП с большим трудом мы отбили, захватили и заставили украинцев сдать их, они очень не хотели этого делать. Приходилось и угрожать, и уговаривать, и пугать. А люди приходили гулять, смотреть. Было ощущение шоу. Но я-то понимал, что война идёт.
Были эпизоды, когда опять можно было захватить технику украинскую, но если бы мы стали стрелять первыми от нас отшатнулось бы население. В итоге, стреляли первыми украинцы, и население отшатнулось от них. Но бронетехнику мы не захватили. Там был эпизод, когда еще 11 бронеединиц было блокировано на окраине Славянска. Их заблокировали сами люди, сами жители, мирно, без оружия. Но я понимал, что с теми силами, которые у меня есть, без боя, методом блокирования, методом демонстрации силы, я их захватить не могу, потому что у них там войско больше, чем у меня всех вооруженных людей. То есть я силу не смогу продемонстрировать. А со стрельбой - у нас погибнут мирные жители, и у нас не будет такой поддержки. Уже потом мне предьявлял и претензии: " Ну почему мы тогда не захватили?" Потому что это было тогда. Спустя месяц, если такая колона попала бы в блокаду, мы уж её точно бы не выпустили, по крайней мере, без потерь они бы не ушли. А тогда нельзя было.

Сергей Алиев: Не было тогда ещё деления на друзей и врагов.

Игорь Стрелков: Не было. Когда многие сейчас предъявляют мне претензии, в какой-то степени я сам понимаю, что многие эти претензии обоснованы с точки зрения сегодняшнего дня. А с точки зрения тогдашнего дня, многие вещи были просто не-воз-мож-ны.

11. О будущем России

Сергей Алиев: Какой бы вы хотели видеть будущую Россию?

Игорь Стрелков: Хотел бы или реально...? Идеал или...?

Сергей Алиев: Сначала идеал, к которому стремимся всё равно все.

Игорь Стрелков: Идеал — это империя, где православие — государственная религия, но не ущемляются все другии религии коренных народов, которые на ней проживают. Империя, в которой при преимущественном развитии русского народа, каждый коренной народ имеет возможность сохранить свой язык, свою культуру, свои обычаи. Это очень важно. Очень важно. Сейчас одна из самых поганых вещей, которые делают на Западе, это то, что они нивелируют всё. Бог ведь не зря создал разные народы. Было ли Вавилонское столпотворение легендой, или не легендой...Я к Ветхому Завету немного по другому отношусь, чем к Евангелию. Там много вещей, которые писались для тогдашнего уровня понимания. Но ни один народ не смог бы организоваться, если б её было на то Божьей воли. Полное их нивелирование — это полное вымирание, остановка прогресса, остановка цивилизации. Остановка развития, и духовного в том числе. Потому что если всё будет одинаково, не будет никаких стимулов для развития. Уважая культуру нашего народа, скорбя над тем, что она в значительной степени порушена, почему я должен плохо относиться к культуре других народов? Именно империя, где все народы смогут не вступая в конфронтацию, не пытаясь друга унизить, будут развивать свои традиции, свою культуру, свои обычаи. Но всё в рамках одной империи, и все равно несущим стержнем останется русский народ, которому крайне необходимо возрождение и создание преференций каких-то. Хотя бы в рамках пропорционального участия во власти. Пропорционального. В таком случае, больше ничего не надо. Пропорционального участия во власти будет достаточно. К сожалению, у нас сейчас совершенно другая картина, и все её отлично знают. А про культуру я вообще молчу. В русской культуре русских скоро, наверное, вообще не останется.
Естественно, эта империя не должна быть копией того, что было до 17-го года.Если бы у нас до 17-го года было всё замечательно, у нас Революции бы не было. Это должна быть империя с очень высоким социальным... социальной империей. Не надо всех уравнивать. Уравниловки быть не должно. Но социальные гарантии должны быть. В данном случае я говорю о государстве, об обществе, а не о вере.

12. О возрождении православия, науки, культуры и армии

Игорь Стрелков: Да. Чтобы этого не было...Пусть даже купола не будут золотыми, зато в храмы люди будут ходить не по обязанности, а по велению, зову души.

Сергей Алиев: И вне храма творить дела милосердия.

Игорь Стрелков: Да. Ну и это должна быть страна, которой можно было гордиться. Мощной во всех отношениях должна быть и наука, которая, я считаю, богоугодна, и культура. И вооружённые силы должны быть мощными, чтобы она могла себя защитить. Хотя бы от той агрессивной плесени, которая ползет на нас с Запада, которая, конечно, не успокоится.
Что-то такое в идеале. А говорить что-то более, поскольку я практик и рационалист...

Сергей Алиев: Не верите?

Игорь Стрелков: Нет, не то что не верю.. Царство Божие построить на Земле невозможно, пока Бог сам не построит. Но стремиться хотя бы подобие создать необходимо. И на каждом этапе нужно стараться чуть-чуть приблизиться. Не важно, будет ли у нас православный царь или не будет... Я на самом деле надеюсь, что будет, но это действительно будет Богом данное.
А вот сейчас, прямо сейчас, необходимо вернуть суверенитет и хотя бы остановить падение. Обязательно остановить падение. Сейчас мы падаем во всем, не только в экономике. "Вначале было слово". Мы рухнули духовно. Вслед за духовным падением, через два поколения закономерно последовало культурное и ментальное падение, то есть интеллектуальное. А сейчас, в результате двух этих предыдущих падений (и самого главного- духовного) рушится и всё остальное. Вот поэтому надо всё возрождать в комплексе. Не одну экономику и социальную справедливость. Надо и духовность, и культуру возрождать, и всё это делать одновременно. Надо хотя бы остановить это падение, и на базе того, что у нас ещё осталось, закрепить это, и начать снова потихоньку- потихоньку возвращать. Должно быть созданной суверенное Российское государство, надо снова объединиться в единый народ. В единый русский народ снова должны объединиться великороссы, белорусы и украинцы. Улучшить демографию, социальное обеспечение, и дальше уже отстоять это у врагов внешних и внутренних. Причём внутренние намного опасней. Они всегда были опасней и России намного больше вреда наносили, чем любой внешний враг. И после этого уже делать всё остальное.

13. О Николае Втором. Напутствие

Сергей Алиев: Для Вас кем является Царь-батюшка?

Игорь Стрелков: Государь Николай Второй, последний? Вернее, крайний (улыбается). В армии никогда не говорят" последний", в армии всегда говорят "крайний". Для меня он является Святым мучеником. Он своей мученической смертью искупил не только свои личные ошибки, которых у него было...

Сергей Алиев: ...как у любого человека.

Игорь Стрелков: Да. Он для меня и сейчас Царь, Помазанник. Вот пока не будет другого Помазанника, он для меня Государь. Император. Царь. Соответственно, я к нему испытываю определённую верность. Ещё могу сказать, что его вина не так велика, как вина его же семьи (в широком смысле). Аристократии нашей доблестной.

Сергей Алиев: "Везде измена, трусость и обман". То, что его предали все генералы...

Игорь Стрелков: Да, то, что его предали практически все генералы. ...Не только он, на него просто, как принято говорить, всех собак спустили.

Сергей Алиев: И до сегодняшнего дня какая ненависть к нему.

Игорь Стрелков: Это не удивительно. Он до сих пор сакральная фигура. Они его убили, принесли в жертву ритуально и продолжают его ненавидеть. Так же, как предатель всегда ненавидит того, кого он предал. Они его убили, и всё равно, вот — портрет его (показывает). Конечно, они его стремятся убить ещё раз, чтобы его забыли. Его забыли — а он возродился, в нашем понимании, по крайней мере: ещё есть люди, которые готовы почитать его. Для них это крушение планов в какой-то степени. Хотя формально они празднуют победу. Я вообще считаю, что после 91-ого года эта вакханалия дорвалась наконец до того, что в 17-ом году они не получили. Они и большевиков ненавидят за то, что те у них, как они считают, украли их плоды. Нынешние буржуа - через одного потомки троцкистов. Через одного.

Сергей Алиев: Ну и напоследок, что вы скажете, чтобы закончить? Ваше слово для всех, кто будет смотреть. Может напутствие какое-то.

Игорь Стрелков: Я ещё раз повторю одну вещь, раз у нас разговор имеет именно такую направленность. Меня очень часто спрашивают об отношении к пророчествам о будущем Царе, о будущей России. Если мы будем ждать сидя, когда Бог нам пошлёт Царя, когда Бог нам пошлёт сильную Россию, когда всё изменится, — ничего нам Бог не пошлёт. Дорогу осилит идущий. Бог даёт тому, кто что-то делает. Поэтому давайте не будем ждать у моря погоды, давайте каждый на своём посту будем стараться что-то сделать. Будем готовы к тяжёлым испытаниям — они нам, к сожалению предстоят. А может и к счастью. Я считаю, что может и к счастью, потому что, знаете, как я встретил Крым 14-го года? Не как эйфорию. У многих была эйфория, а я уже понял, что начинается война. На фоне праздников я понимал, что вот эти празднующие люди не понимают что они празднуют начало войны. Так же, как в 1914 году. Толпы праздновали сто лет назад. Ровно сто лет назад. Всё повторяется, и это тоже мистика.

Сергей Алиев: К сожалению, большинство власть имущих невежественны в истории.

Игорь Стрелков: Может быть, и очень хорошо. Иногда рвешь на себе волосы, что они такие невежественные, а иногда думаешь: хорошо, что они такие невежественные, потому что иначе мы бы дальше продолжали гнить. Дальше бы продолжали гнить. Поэтому и говорю, что может быть и хорошо, что мы не сгнили. А ведь к этому всё шло. Поэтому: людям — готовиться, сделать всё, чтобы новая смута, которая приближается, а может быть, и уже началась (ведь война на Украине — это смута, это война внутри России!) закончилась нашей победой. Давайте для этого трудиться.

... Послесловие Сергия Алиева
Об Игоре Стрелкове

Сергей Алиев: Наше знакомство произошло в тот день, когда была предварительная договорённость на съемки интервью для того, чтобы сделать фильм. До этого об Игоре Ивановиче я знал только заочно, по его интервью, по беседам, которые были с ним записаны как в Славянске, так и в Москве. Он же обо мне до нашего знакомства не знал ничего. То мнение, которое у меня было на момент моего заочного знакомство с Игорем (благо у нас оказались общие знакомые по Чечне, которые служили вместе с ним, и которые тоже охарактеризовали его как человека чести, порядочности, редкой порядочности), общение с ним подтвердило. Действительно, это человек, который интересы своего народа ставит выше всего. Можно сказать, Игорь Стрелков = "честь имею". Это действительно офицер старой закваски, времён Суворова, Кутузова, Колчака.
Перед встречей с ним у меня состоялся разговор с его сотрудниками, когда я его ждал (минут 20 пришлось подождать). В разговоре выяснилось, что сейчас тема Новороссии непопулярна, сейчас у нас Сирия, поэтому люди, которые раньше жертвовали на Донбасс, резко сократились. Фактически, сейчас приходиться собирать по крохам. Мне сказали, что Игорь Иванович очень переживает. Более того, я так понял, что человек действительно все свои финансовые возможности, думаю, что даже личные финансовые возможности - свою военную пенсию, всё тратит на дело, которому он посвятил эти годы жизни.
Последнее, что меня в нём удивило, как в человеке, насколько помню, прослужившего более 15 лет в Федеральной службе безопасности... Обычно это люди, скажем так, проверяющие, недоверчивые, перепроверяющие абонента, с которым беседуют.... После интервью у нас начался разговор, разговор на тему Донбасса, и какие-то личные вопросы я задал. Он отвечал так, как будто мы знакомы с ним с детства, будто я самый близкий его друг. Так, наверное, общаются только с родным братом, либо с матерью, либо с другом, которого знают всю жизнь. На момент знакомства мы были знакомы не более двух часов... Это тоже для меня охарактеризовало человека, как доказавшего, что можно остаться человеком в любом месте и при любых условиях.

Текстовка от Александры Ш.