Игорь Стрелков о реконструкторах

Стрелков о реконструкторах:


Биографическое интервью Игоря Ивановича Стрелкова о своём увлечении военной реконструкцией, беседу ведёт Александр Кравченко.

— Игорь Иванович, в самом начале событий в Новороссии, когда стало известно, кто является командиром отрядов ополченцев в Славянске, многие начали искать информацию о Вас в открытых источниках. И самой доступной информацией оказались сведения о Вашем участии мероприятиях, связанных с военной реконструкцией. В этой связи у некоторых даже сложилось впечатление, будто вы не достаточно профессиональны в военном отношении. По этому поводу было немало саркастических замечаний. В этой связи расскажите, когда и как вы стали заниматься реконструкцией и что это увлечение значит для вас?

— Военной реконструкцией я начал заниматься в 1989 году, в сентябре. До этого увлекался археологией. После первого курса историко-архивного института я ездил в составе студенческого строительного отряда в Псков, на раскопки. На следующий год ездил в составе того же отряда в Ольвию (территория современной Украины, район между Херсоном и Николаевым). Это древнегреческий город, — один из крупнейших греческих полисов на территории Причерноморья.

На третий год я снова поехал в Ольвию и там, в том числе, познакомился с людьми, которые уже занимались военной реконструкцией. Причем, по иронии судьбы это были именно киевляне. Назарчук Владимир Иванович — он был начальником нашего раскопа, специалист-археолог. Он состоял во «французской» реконструкции и был по нашим «игрушечным» чинам капралом Старой гвардии. Там же был Борис Татаров — сейчас очень известный историк в узком кругу. Сейчас он проживает в Чехии.

Написал несколько книг об истории Чехословацкого корпуса в России времен Первой Мировой и Гражданской войны. Сильный специалист по этому специфическому вопросу. Он занимался реконструкцией Изюмского гусарского полка. Там же было еще несколько специалистов, к сожалению, не вспомню их по именам.

Увидев на моей рабочей форме погоны 25 Екатеринбургского адмирала Колчака полка (я уже тогда считал себя монархистом), — они обратили на меня внимание, решили со мной пообщаться, нашли во мне единомышленника. И порекомендовали меня в клуб военной реконструкции «Московский драгунский полк», который за год до этого был создан в Москве.

Вернувшись в сентябре в Москву на учебу, я явился с этим рекомендательным письмом на Бородино — на первую реконструкцию Бородинского сражения, и вступил в состав клуба. С тех пор с перерывами на различные военные действия и на десять лет с 1995 по 2006 год, продолжаю заниматься этими вопросами.

— Что это вообще за явление, военная реконструкция, могли бы коротко описать?

— Это увлечение — такое же, как резьба по дереву или коллекционирование марок, только в сочетании с активным отдыхом. Требует от тех, кто занимается достаточно глубокого знания истории и определенных ограничений. Потому что надевать форму Российской императорской армии, даже для постановки, — это накладывает на человека определенные обязанности перед теми, кто эту форму когда-то носил. Я именно так рассматривал всегда ношение мундира, что 1812 года, что 1914, что формы Рабоче-крестьянской Красной армии периода Второй Мировой войны.

Понимал, что одевая на себя эту форму, я не являюсь артистом, а обязан соблюдать определенный моральный кодекс и воинскую традицию. Для меня, пришедшего в реконструкцию еще до службы в армии, это было своего рода первым приобщением к российской воспитательной традиции. Над этим конечно можно смеяться, но именно тогда в форме, мне привелось сделать впервые марш-броски, впервые начал знакомиться с материальной частью оружия, тогда трехлинейных винтовок, научиться чистить сапоги и даже шить самостоятельно какие-то предметы униформы. Если сегодня все практически из реконструкторского снаряжения можно приобрести в специализированных интернет-магазинах, то тогда ничего подобного не было. Приходилось самому орудовать иголкой, шить и резать кожу.

— Говорят, что искусство реконструктора состоит в том, чтобы максимально приблизиться к деталям заданного времени...

— Каждый реконструктор по-своему погружен в тему. Есть люди, которые во время военно-исторических мероприятий буквально живут в представляемом образе, стараются есть ту же самую пищу, ходить только в той самой одежде.

В этом отношении я не являюсь «экстремалом». При том, что всегда себя старался нагрузить максимальным количеством предметов военного снаряжения, я не особо обращал внимание, что я ношу под шинелью или гимнастеркой, не стеснялся надевать шерстяные носки вместо теплых портянок зимой. В реконструкцию каждый погружается настолько, насколько он увлечен этой идеей. Меня больше интересовало не полное соответствие предметам военного быта, сколько «милитарная» составляющая. Всегда было интересно принимать участие в военных постановках, различных маневрах, в которых восстанавливалась военная тактика прежних эпох. Насколько это мне помогло в дальнейшей военной службе, сложно сказать. Но определенную физическую подготовку я получил (у нас были довольно частые полевые выходы).

— Как я понимаю, помимо индивидуальной части в этом направлении есть коллективные мероприятия, учения праздники... Что они из себя представляют?

— Многие наверное бывали на ежегодной реконструкции Бородинского сражения 1812 года под Москвой. Особенно много народа собиралось на двухсотлетие сражения в 2012 году, когда количество участников на поле превысило 3,5 тысячи человек. Стреляло огромное количество пушек.

Только одной кавалерии было около 400 голов. Приехало множество участников со всего света: из Англии, Франции, со всей Европы. Понимаете, когда втягиваешься в реконструкцию, открываешь в себе некоторый артистизм, но поскольку реконструкция никогда никем не оплачивается — это можно назвать только альтруистической самодеятельностью.

Принести людям определенную пользу, развить в них интерес к истории своего Отечества. Сделать свою работу максимально достоверно. Можно рассматривать это увлечение как определенную общественную нагрузку, а не только как индивидуальное удовольствие.

О числе зрителей Бородино есть разная статистика, собирались сотни и тысячи, бывало, что и десятки тысяч человек, чтобы приобщиться к великому прошлому страны. Зная, что на тебя смотрят люди, ощущаешь определенную ответственность.

— Вы как-то рассказывали, что принимали участие в реконструкции эпизода Брусиловского прорыва, еще в начале девяностых.

— Это было еще до развала СССР.

— Вы там участвовали со своей знаменитой трехлинейкой, которая потом нашла боевое применение в Приднестровье?

— Нет, поскольку эта трехлинейка была полностью боевая, естественно на Украину, где проходила реконструкция, я ее не рискнул потащить. Ездил с очень сильно распиленным макетом. Эта винтовка принадлежала руководителю нашего клуба. Это был учебный вариант трехлинейки, выпущенный для нашей армии заводом Ремингтон в 1917-1918 году в Америке. Их заказали в 1916 году, но лишь через год они стали массово поступать в российскую армию. Это было уже после февральской «революции». Именно на ней солдаты должны были изучать устройство винтовки. Вы наверное видели учебные автоматы, у которых вскрыта пополам казенная часть. Но при этом все основные пружины и детали сохранены. А винтовка, с которой я впоследствии поехал воевать в Приднестровье, у меня еще находилась в ремонте на тот момент.

— Первая мировая война тогда считалась забытой войной, пробелом в истории. О ней мало говорилось в советские времена. Насколько масштабной была ваша реконструкция на Западной Украине?

— По тем временам, казалось, что это огромное мероприятие, потому что в нем участвуют чуть ли не 80 человек. По тогдашним меркам это считалось огромной толпой. Как таковой реконструкции там не было — был просто поход. Московские, киевские, питерские реконструкторы вместе прошли по местам сражений. Лагерь был разбит в Каменец-Подольске, в старой крепости, после этого ездили в Хотин, предгорья Карпат, где проходил Брусиловский прорыв. Были отслужены молебны в память о павших воинах. По тому времени на нас смотрели с удивлением, думали, что снимается какой-то фильм.

— Не было ли тогда каких-то трений с местным населением? Витал ли дух незалежности?

— Я помню, стоял на часах. Мы располагались на территории одного из бастионов Каменец-Подольской крепости. У меня была винтовка со штыком. Естественно, не рабочая. Штык был копаный — мой собственный. Не то, чтобы ржавый, я его вычистил. Но он был весь в достаточно заметных раковинах. Подошли двое, представившихся украинскими националистами. Расспрашивали, кто мы и откуда. Я не скрывал, что являюсь сторонником Российской Империи. Нельзя сказать, что они были крайне враждебны. Явно было, что они нам не друзья, но особой ненависти они не проявляли.

Однако потом ночные караульные рассказывали, что ночью кто-то залез на равелин, угрожал оттуда кинуть гранату. Особо никто не испугался. Среди нас были товарищи с легальным охотничьим оружием.

— В начале девяностых появилось много клубов, которые реконструируют белое движение...

— Расцвет таких клубов пришелся на середину/конец 1990-х. Но и сегодня они есть...

— Реконструируя белое движение, невозможно было обойти стороной идеологию этого движения. Были ли какие-то мысли у участников этого направления о создании политической структуры, которая бы отражала их чаяния?

— Среди реконструкторов такое, все-таки не встречается. Реконструкция — это не политика. В клубах были люди совершенно разных политических взглядов. Сказать, что среди них преобладали монархисты, не могу. В реконструкцию вливались люди из оловянной миниатюры, из других увлечений, косвенно связанных с военной историей. Очень много было выпускников исторических вузов, нашедших продолжение своих научных увлечений. Реконструкция была отдельно, а монархисты сами по себе. Я состоял тогда в монархических организациях, а в моем клубе, учитывая, что действовала еще советская власть к таким настроениям было настороженное отношение. Даже отчасти негативное. Опасались, что я своей политической активностью могу навлечь неприятности на клуб. Андрей Цыганов, мой товарищ, который потом погиб в Приднестровье состоял вместе со мной в монархической организации. Но в клубе мы агитировали.

Надо помнить, что движение военных реконструкторов существовало под крылом ВООПИК (Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры). А ВООПИК действовал под эгидой ЦК ВЛКСМ.

— Судя по фотографиям, вы участвовали в разноплановых реконструкциях. Например, есть фото, где вы в облачении римского легионера. Есть реконструкции Великой отечественной, белой армии. Это все работа одного клуба?

— Московский драгунский полк, создан на базе реконструкции войны с Наполеоном, но поскольку люди увлекаются не только этой частью нашего прошлого, там появились и другие направления. Меня всегда интересовал период Первой Мировой, а уже в более зрелом возрасте Вторая мировая и Древний Рим.

Соответственно в рамках клуба образовались секции, которые формально не относятся к 1812 году. В результате у нас в клубе Первой мировой охвачено человек восемь. Вторую реконструируют практически все — реконструируем при этом одно подразделение — морскую стрелковую бригаду.
Имеется в виду пехота, которая отправилась под Москву в переломный момент. Осенью 1941 года, когда особенно осложнилась обстановка на центральном направлении, из состава береговых частей Тихоокеанского, Северного, Балтийского флотов, стали формироваться морские стрелковые бригады.

Флот высвобождал все возможные силы, чтобы отправить на фронт. Эти бригады носили общепехотную форму, а упоминание о том, что они состоят из матросов и морских офицеров было только в их названиях. Насколько я помню, доля моряков варьировалась от 90% до 50%. В некоторых бригадах моряки даже оказались в меньшинстве. Бригады участвовали в остановке немецкого наступления на Москву, в том числе под Яхромой и Дмитровом. Контрнаступление еще не началось, но уже были нанесены первые контрудары, и наиболее глубоко прорвавшиеся фашистские штурмовые части были отброшены на исходные позиции. В нашем клубе реконструируется форма одной из таких бригад.

А что касается Рима. Тоже увлеклись, поскольку военная реконструкция римского времени — очень активна. Она предусматривает обязательность определенной физической подготовки. Потому что доспехи тяжелые, особенно римские щиты. Во всем этом ходить, тем более под палящим солнцем, требует хорошего уровня физической выносливости. Кроме того, в реконструкции Античности, как и в реконструкции Средневековья, можно и нужно сражаться вручную.

Мы сражаемся тупыми мечами, специально и серьезно затупленными, но все равно, способными нанести реальные травмы. Когда железо попадает по незащищенному телу, это не просто больно, а опасно для здоровья. Необходимо владеть зачатками фехтования, сражаться в индивидуальном порядке и в строю.

Я успел принять участие в четырех или пяти реконструкциях по Риму, дальше начались события на Украине, и мне стало некогда. Всякий раз я с огромным удовольствием ввязывался в индивидуальные единоборства, и считал после них многочисленные синяки и ссадины. Мне очень нравится история римской армии. Это первая по-настоящему регулярная армия в истории.

— А какое подразделение римской армии вы реконструировали?

— Железный легион. Он был выбран на основании того, что все знают песню «Орел шестого легиона». Эта песня считается прерогативой студентов археологов. Ее я привез в полк из археологической экспедиции в Ольвию, — до этого ее не знали. С тех пор она превратилась в неформальный гимн нашего клуба Московского драгунского полка. Под влиянием этого гимна мы стали реконструировать тот легион, о котором поётся в песне.

— А где эти мероприятия по Риму проходят?

— Они проходят там, куда успеваешь доехать. В Ивангороде под Санкт-Петербургом такие мероприятия организуют питерские клубы, которые по Риму наиболее продвинуты, и под Москвой. Конечно они проводятся в Крыму, раньше проводились на Украине, сейчас не знаю.

— Кстати, по поводу госорганов. Как относилось ваше руководство к подобным увлечениям?

— Да, никак! Это личное хобби. Ничего вредного для службы в этом не было. Кто вам может запретить заниматься активным отдыхом? Если бы я был альпинистом или туристом, — это примерно то же самое.

— В заключение, вернемся к трагическим событиям на Украине. Когда вся Россия узнала, что именно Вы являетесь одним из участников русского национального подъема на Донбассе, часть ваших соратников по реконструкции провела некий парад в поддержку вашего дела. Насколько близкое отношение имеет реконструкторское сообщество к вашим действиям на Донбассе?

— По большей части, очень лояльно отнеслись российские товарищи. Украинские реконструкторы по понятным причинам не поддержали, и оказались на стороне на стороне противника, в наших рядах было несколько украинских реконструкторов, в том числе и в Славянске. На счет парада я ничего не слышал, не могу прокомментировать.

— Когда-то ведь начнется реконструкция и тех событий, что происходили на Донбассе...

— Не испытываю особого энтузиазма по этому поводу. Война еще должна действительно закончиться. Пока же об этом и речи нет. Еще воевать и воевать!

Беседовал Александр Кравченко