Игорь Стрелков
Прямая речь / Видео

Стрелков об Императоре Николае II и аналогиях с современностью

21-03-2016


Игорь Стрелков об Императоре Николае Втором и аналогиях с современностью в интервью Глобальной Волне 19.03.2016 года.



Текстовая версия интервью Стрелков об Императоре Николае II и аналогиях с современностью:

Длинное предисловие журналиста...

Журналист: Первое, коротко, по Николаю Второму. Ваше мнение о том, что это был, на самом деле, за человек? Почему сложилось к нему такое отношение? Кто заинтересован в том, что против него такая массовая дезинформация? Что из этого следует, и что мы можем сделать, как люди невооружённые и, в то же время, имеющие доступ к интернету?

Потому что простые слушатели — это тоже определённая сила, и они тоже складывают так называемое «общественное мнение», которое потом уже выливается в большие процессы. Поэтому им Ваше мнение было бы интересно.


Игорь Стрелков: Не очень удобный для меня вопрос, по причине того, что сейчас я же не просто там какой-то историк, обычный, или, там, обычный гражданин. И даже не являюсь в чистом виде только отставным командиром ополчения. Фактически, после создания «Комитета 25 января», хотим мы или не хотим, мы влезли — и я лично влез — в зону общественно-политической деятельности. Поэтому любое моё высказывание такого рода будет интерпретировано, может быть интерпретировано недоброжелателями, опять же, дезинформаторами, в качестве мнения Комитета, в качестве общественно-политического какого-то заявления, программного.

Не хотелось бы, с одной стороны, чтобы мои слова воспринимались, как мнение Комитета, именно, сообщества людей с совершенно разными социально-экономическими взглядами, с идеологическими, с религиозными взглядами, или с их отсутствием, скажем так, потому что есть и атеисты среди нас. Но уклоняться, с другой стороны, не буду, почему — потому что считаю, что это неправильно даже по отношению к своей собственной позиции, неоднократно заявленной.

Просто прошу всех, кто будет слушать, понимать, что в данном случае я высказываюсь как конкретный человек, а не как руководитель «Комитета 25 января», не как политик. Поскольку наши политические декларации принимаются, всё-таки, коллективно и пока, по крайней мере, вполне демократическим путём, вплоть до прямого голосования, простого большинства.

Хотелось бы ещё раз подчеркнуть, что я не занимаюсь исторической наукой в чистом виде, наверное, года с 1996-го. Последние мои исторические статьи были написаны в 1996 году, в коротком промежутке между завершением службы в вооружённых силах, в Первую Чеченскую кампанию, и поступлением на действительную службу в ФСБ России. Поэтому, с тех пор прошло, как Вы понимаете, уже двадцать лет. Многие мои знания не обновлялись, они устарели, прямо скажем.

С тех пор — насколько я, очень поверхностно, слежу за историческими исследованиями — огромный пласт новых документов введён в исторический оборот. Появились новые историки, которые подняли совершенно незнакомые мне, в своё время, документальные массивы, мемуарные массивы. Поэтому во многом моя позиция может быть подвергнута серьёзной критике, и думаю, будет подвергнута. Может быть, я в чём-то ошибаюсь, чего-то не знаю. Но, тем не менее, коротко.

Надо разделять, на мой взгляд, Николая Второго, как человека, как политического деятеля, и как святого, прославленного Русской Православной Церковью в качестве Царя-мученика. Это всё одна и та же личность, но надо смотреть на неё с разных ракурсов. В целом, Николай был очень цельной личностью, на мой взгляд.

Он был последователен практически во всех своих действиях. Но, поскольку его жизнь пришлась на период великого перелома, геополитической катастрофы — общемировой геополитической катастрофы, которой была Первая мировая война, и геополитической катастрофы российской, гибели Российской Империи, разрушения государства, великого государства, то к нему предъявляются особые требования, особые вопросы, естественно, людьми.

Поскольку он возглавлял это государство, рухнувшее, то к нему предъявляют очень много претензий, которые не произошли бы, если бы он правил, допустим, в XVIII веке или в первой половине XIX века. Возможно, в этом бы случае его правление вспоминали бы как золотой век России. Поскольку формально при нём было проведено огромное количество различного рода реформ, бурно развивалась экономика, социальная сфера. Изменения были очень серьёзные и очень динамичные.

Двадцать три года Император правил страной. И можно оценивать отдельные его действия, можно оценивать весь итог. Как государственный деятель, как император великой страны, самодержавный царь, он, действительно, провалился полностью. То есть, снимать с него ответственность за то, что произошло в феврале 1917 года, и за последующую смуту, недопустимо, невозможно. Как политический деятель он оказался полностью несостоятелен.

Его слова: «Кругом измена и трусость и обман» полностью соответствуют действительности. Но (есть аналогия, кстати, и с современностью, вполне ясная), кто укомплектовал своё собственное окружение, которое струсило, предало и изменило, в самый решающий момент? Он же и комплектовал. Да, оно в значительной степени, досталось ему по наследству, в значительной степени ему приходилось пользоваться теми сословными кадрами, которыми по традиции он должен был пользоваться.

Хотя, кстати, значительная часть предателей, оказавшихся около него, им же продвигалась, фактически, с низов. Поскольку человек, сыгравший губительную роль в событиях 1917 года, второй человек военной иерархии Российской Империи, генерал-адьютант Алексеев, начальник штаба ставки Верховного Главнокомандующего, был выходцем если не из самых социальных низов, то, в общем-то, недалеко ушёл. Поскольку ещё его отец начинал службу рядовым солдатом и закончил её капитаном, то есть, даже наследственного дворянства не получил по итогам. То есть, Алексеев был выходец из разночинцев, даже не из дворянства. И царём продвигался именно как простой человек из народа. Ну там, кстати, много таких было.

Вернёмся к тому, что, получив в наследство империю с огромным количеством проблем, колоссальным отрывом верхушки от средней и низшей части народа (в первую очередь, культурным отрывом, который возник при Петре I, начал возникать, и к 1917 году приобрёл, практически, вид наличия двух культур в одном и том же народе, то есть, культуры аристократии и высшего дворянства, и культуры всех остальных, между ними возникло противоречие, которое и обернулось тяжелейшими последствиями, культурное противоречие во время революционных событий) — получив всё это, он не смог с этим справиться, со всеми этими проблемами, не смог их оценить, запустил некоторые процессы и в решающий момент не проявил тех качеств, которые должен проявлять руководитель, оказавшийся в острой кризисной ситуации.

То есть, фактически он выбрал путь самоустранения от этих проблем, что связано, в том числе, с его глубокой религиозностью, на самом деле. Именно, здесь играл роль не фактор трусости какой-то, безответственности, а фактор его религиозности и убеждённости в том, что… Ну, положился, условно говоря, на Божью волю, практически. То есть, как государственный деятель он не выполнил возложенное на него историческое бремя.

А вот как именно христианин, причём, помазанник Божий, он, на мой взгляд, в значительной степени его выполнил. Мало кто знает, что он отказался, когда в первые недели после революции он имел все возможности выехать желая разделить её участь, её судьбу. Ну, и разделил, в общем-то. И его статус святого мученика не может подвергаться никакому сомнению. Погиб и он, и вся его семья, и все близкие, и все верные слуги. Фактически, я не знаю, как вы относитесь, а я, как православный верующий, отношусь к его подвигу с очень большим пиететом, с огромным. Для меня он действительно святой. Подчёркиваю, надо разделять то, что произошло, какие ошибки он совершил, находясь на посту, как помазанника Божия, императора, самодержца, и то, что он повёл себя как человек, как христианин.

Журналист: Какие выводы и параллели мы можем сделать с сегодняшними событиями?

Игорь Стрелков: Я ещё хотел бы остановиться на одном вопросе, на аспекте личности царя, который очень сильно отличает его от нынешних аналогий. Он был наследственный император, наследственный самодержец. Воспитывался в определённой среде, воспитывался как наследник престола. Пусть даже второй, что, кстати, тоже сыграло свою роль, поскольку цесаревич Георгий скончался от туберкулёза, и Николай оказался в статусе наследника достаточно поздно и достаточно неожиданно для себя.

Он был человеком, естественно, с принципами, с сословными принципами. Он был человеком лично честным и он действительно рассматривал себя как хозяина земли русской. И не только как хозяина, он полагал всю державу своей вотчиной, которой он обязан служить, развивать её. Которая досталась ему, и перед которой у него есть свои обязанности, которые он, кстати, соблюдал. Это не был временщик. То есть, это не был президент, это не был демократически выбранный. Свою миссию он рассматривал как священную. Вполне серьёзно. То есть, не на уровне того, что он рассматривал как фикцию, а вполне серьёзно, и за это отвечал. Полагал, что за это будет нести ответственность перед Богом.

Соответственно, он очень резко отличается от нынешней ситуации, когда временщики, находящиеся у власти в различных государствах, думают не только о том, как… Или вообще не думают о стране, которая им попала под управление, а думают о том, как они будут жить после того, как лишатся своего поста. У него это отсутствовало вообще. С этой точки зрения он был честным человеком, который выполнял долг на своём посту. То, что он его не смог выполнить, это другой вопрос, по каким-то причинам. Суждено так было… Видимо, я считаю, что это промысел, опять же, Божий. Наверное, не было других вариантов у него. Ну, история не имеет сослагательного наклонения.

Во многих очень случаях — читал я в своё время его переписку, читал его дневники, читал воспоминания о нём, многочисленные, — он действительно очень много работал. Хотя мог спустить на своих министров, на своих помощников значительную часть своей государственной деятельности, своих обязанностей. Он очень много работал, особенно, во время Первой мировой войны.

Постоянно себя во многом ограничивал, не был любителем показной роскоши. Естественно, были какие-то свойственные тогдашнему веку, как это принято, «протокольные» мероприятия, «протокольные» драгоценности, «протокольные» моменты. Но в целом он очень скромно жил. Скромным был достаточно в потребностях, даже по сравнению с аристократией. Как человек, он вызывал у многих, и у меня до сих пор вызывает глубокое уважение именно своим наличием стержня. Другой вопрос, что этот стержень оказался немножко не по калибру в кризисных условиях.

Ну, а аналогии с современностью, они, по-моему, напрашиваются сами. Спустя ровно сто лет после событий 1917 года, и спустя 25 лет после событий 1991 года — четверть века, мы снова стоим на пороге смуты. Один к одному. И снова все те же самые силы — те же самые, что и в 1917 году, те же самые, что и в 1991 году, вплоть до, как говорится, адресов тех посольств, где ведётся соответствующая работа — готовятся добить страну, окончательно и бесповоротно. Уничтожить её государственную, национальную, религиозную идентичность, окончательно. Уничтожить саму возможность её возрождения.

Поэтому сейчас очень много зависит от первого лица, от того, как он себя ведёт. Как поступает, к чему готовится, как мыслит себя. Фактически у нас сейчас, не по букве, а по духу, в значительной степени имеется самодержавие, но уже не русского, а скорее такого, византийского, типа, где в значительной степени не император правит страной, а двор. Двор, свита, камарилья — можно так назвать.

И эта камарилья на этот раз составлена не из потомственных аристократов. Чьи предки, действительно, имели многочисленные заслуги перед страной, чьи состояния наживались веками, и которые имели свой кодекс чести, определённый, который заставлял их идти… По крайне мере, в молодости все они служили в армии, и очень многие там складывали головы на полях сражений.

Нынешняя элита — это мародёрская корпорация, захватившая власть в 1991 году, в значительной степени. Захватившая власть, обсевшая свои руководящие кресла и свои миллиардные состояния отнюдь не по своим заслугам, а просто, вот, «так получилось», «так случилось», или, там, помогли, или родственные связи… У этих людей нет никаких доблестей, которые присутствовали у аристократии образца 1917 года. Нет у них и того, что поддерживал в течение семидесяти с лишним лет Советский Союз, то есть, идеи. Которой придерживались, скажем так, по крайней мере, старые коммунисты. У них вообще ничего нет, кроме своих меркантильных интересов.

По уровню своего образования, по уровню своей культуры, по уровню пассионарности, по уровню требований к жизни — это более чем средние люди. Их таланты, в лучшем случае, выражались в том, чтобы вовремя схватить то, что проплывало мимо или валялось на земле. А потом уцелеть в перестрелках в 90-х, не умереть при этом самим… Большая часть из них — серые чиновники, которые просто уцепились за «локомотивы» и проехали во власть.

Часть воспользовалась иностранными средствами, в силу своего этнического происхождения, что уж там греха таить. Значительная часть приватизаций проводилась нашими олигархами на иностранные деньги, они просто всем управляли. Вот эта элита, она, фактически, является мародёрской.

Журналист: Кто формирует его? Многие говорят, что первое лицо формирует это окружение?

Игорь Стрелков: Я полагаю, что он является частью этой корпорации. Я считаю, что он имел возможность её в течение прошедших пятнадцати лет, конечно, видоизменить, построить под себя — ну, так же, как Сталин в своё время. Пришедший к власти в составе большевистской корпорации, он, фактически, через двадцать лет, к 1937 году полностью видоизменил и партию, и задачи, и цели. То есть, партия образца 19-20 года, где Ленин и Троцкий были двумя звёздами, и Троцкий местами даже Ленина затмевал, она к 37-му году полностью видоизменилась, в том числе, в идеологии во многом, даже в базовой идеологии во многом изменилась.

В принципе, мы имеем то, что за пятнадцать лет Владимир Владимирович не сделал в этом отношении ничего. То есть, он сохранил старую корпорацию, сохранил все её принципы, все направления деятельности. Местами только поменял персонажей, но вектор остался тот же. Само убеждение, что Россия должна стать великой энергетической державой (что переводится, естественно, как труба, да? Как сырьевой придаток ещё переводится на наш, на нормальный язык), говорит о том, что он так и не понял.

Журналист: Может, это легенда прикрытия?

Игорь Стрелков: А где тогда те скрытые действия, которые мы не видим, и которые ведут нас к светлому будущему? Я их не наблюдаю.

Журналист: Может быть, эти скрытые действия, как действия засадного полка, который только сидит в засаде и не действует, для того, чтобы в нужный момент ударить?

Игорь Стрелков: А Вы помните сказку Салтыкова-Щедрина о богатыре? Гулял богатырь по лесу, увидел дупло, забрался туда и заснул. И слыша его храп, крестьяне говорили — ну, я уже давно не перечитывал, дословно не процитирую, но примерно так: «Вот ужо богатырь проснётся, он ужо всем покажет!». Потом пришёл в лес добрый молодец, стукнул по дуплу, а там от богатыря одна голова и осталась, остальное давно гадюки отъели.

То есть, засадный полк, если даже он и есть, то он должен, как говорится, действовать. Если он всё время сидит, то за пятнадцать лет он мог досидеться, я так понимаю, до состояния богатыря у Салтыкова-Щедрина. Но я по-другому думаю. Я не видел формирования никакого засадного полка.

Сталин пришёл, не то, что двадцать лет сидел, там, ждал, или пятнадцать. Реально он пришёл к власти к рубежу тридцатых годов, а там её только усиливал. Сталин переформировывал под себя партию. Если не ошибаюсь, Эдуард Лимонов, с которым мы недавно разошлись, по-моему, именно он писал, достаточно чётко говорил о том, что была создана антипартия, и Сталин выковал великолепный орден меченосцев. Ну, это фигуральное сравнение, его тоже можно критиковать, с разных сторон подходить. Но реально было так.

То есть, фактически, партия — это был дисциплинированный инструмент, который дублировал все функции государственной власти. Строго централизованный, со своей мифологией, со своей верой, со своими традициями сложившимися. И с помощью этого аппарата Сталин, действительно, произвёл переворот. Захват Сталиным власти, полной, самодержавной, фактически, власти произошёл не в одну минуту, не в одночасье. Это готовилось годами, шаг за шагом.

Сначала выдавили Троцкого. Потом отстранили старую ленинскую гвардию. Потом её расстреляли. Потом перешли ко второму эшелону, потом — к третьему. То есть, тридцать седьмой год — это, собственно, большая чистка, это уже выкашивали средние и ниже-средние слои бывшей партноменклатуры, которую Сталин считал сторонниками троцкистов, бухаринцев, зиновьевцев, и прочее.

Ну, и с ним же связано, когда лес рубили, и щепки летели такие, что там зацепило значительную часть народа, простого, в том числе. Тем более, что не все репрессии были направлены против большевиков. Параллельно выкашивали и старую интеллигенцию, и военных, и священство, то есть это шло одновременно, о чём у нас тщательно забывают.

Я просто хочу сказать, что я за пятнадцать лет не увидел ничего в этом отношении. Наоборот, в течение пятнадцати лет путинского правления шло вымывание и естественным путём, и неестественным, старых идейных кадров из госслужбы. То есть, те люди, которые ещё по традиции соблюдали какую-то порядочность, с советского времени оставшиеся, они не продвигались, они уходили естественным путём, они вымывались. Шёл обратный отбор, и в результате у нас наверху оказались люди, предел мечтаний которых оказался шубохранилища, и т. д.

Поэтому, где тот орден меченосцев, где та опричнина, которая, там, говорили, что Путин должен её создать? Нет, и близко не валялось, и до сих пор нет, и не создаётся. Просто, если не считать этой опричниной вот этих селигерских мажорчиков или мотоциклистов Залдостанова… Хотя, не такой уж он плохой человек, я с ним общался, я не говорю, что он вообще плохой, он вполне вменяемый. Но просто в целом это выглядит, конечно, как цирк.

Журналист: А военно-промышленный комплекс? Просто много было разговоров о том, что развалили ВПК, разворовали, Сердюков… А в итоге ракеты … летят?

Игорь Стрелков: Летят, на китайских микросхемах.

Журналист: Это другой вопрос.

Игорь Стрелков: С Чалым не общались ещё?

Журналист: Нет.

Игорь Стрелков: Возьмите телефон, обязательно пообщайтесь. Тут у меня он висит на стенке, я вам продиктую. Обязательно пообщайтесь! Он вам расскажет, как он хотел запустить производство в Крыму микросхем, наших. У него есть там опытное производство. Что он готов был поставлять их за цену впятеро меньше — уже сейчас — чем мы покупаем за границей. Но это никого не заинтересовало. Потому что за впятеро большую цену, соответственно, я так понимаю, и откат можно взять очень серьёзный.

Фактически сейчас все наши ракеты, самолёты… Я вот только что с Урала приехал, я пообщался там с некоторыми людьми, в том числе, теми, которые в этом понимают что-то. Всё это делается не иностранной электронике. Но, извините, о какой тогда военной промышленности можно говорить, если мы не можем свои боевые самолёты, ракеты, свои боевые ракеты собирать без наличия западных деталей? Ну, что, будут трубы стоять? Ну, трубу можем построить. Даже горючее не можем закачать. Куда их, на детскую площадку, детей развлекать, без электроники?

Я не говорю о том, что всё совсем плохо, что ничего вообще не делается. Но темпы, какими делается, деньги, какими делается, и самое главное, люди, кто это всё производит — это ниже всякой критики. Я тысячу раз это говорил, и ещё буду повторять, правильно Иосиф Виссарионович сказал: «Кадры решают всё». Если ставить во главе патентованное ворьё или, как там у Стругацких, «плевателей в кастрюли» ставить руководить самыми полезными вещами…

Самую полезную вещь, поставить на неё, там, Грефа или, там, Набиуллину, или, там, Шувалова — то результат будет соответствующий не замыслу, а уровню менталитета этих людей. Если они привыкли воровать, если они родом из 90-х, если они представители корпорации мародёров, они продолжат мародёрствовать на любом деле, которое им будет поручено. Пусть оно будет даже архипатриотичное и архи… Они просто по-другому не умеют. Не могут. У них горизонт мышления не позволяет выйти за пределы «схватить что-то и утащить».

Мне рассказывали, правда, к сожалению, не назвали фамилий… В общем, когда я был в Екатеринбурге, мне рассказали, что один очень крупный чиновник посещал минералогическую коллекцию местного геологического музея. И, в том числе, там ему, с учётом его очень высокого статуса — его завели в золотой фонд и дали ему подержать самородок золота. Это мне рассказывал директор музея, он же, по совместительству, замректора местного вуза геологического. И сказали, что он не мог разжать пальцы, ему насильно разжимали пальцы. Представляете: золото! ЗОЛОТО!

К сожалению, фамилию не назвал, я его не стал пытать, хотя очень хотел, но, я думаю, что со временем мемуары…

Журналист: Ну, таких тысячи.

Игорь Стрелков: Нет, сказано же, ОЧЕНЬ высокого уровня, я так понимаю, или из правительства, или из администрации президента, какой-то очень высокий чин. Вот что с этих людей, когда он не может по своей воле, схватив золото, даже разжать руку? Вообще, для православного человека это понятно, что в нём сидит бес сребролюбия, и этот бес в нём сидит очень конкретно. Даже с рациональной точки зрения — это болезнь.

Вот, больные люди. Шубохранилища строят больные люди. Потому что, по-настоящему, человеку, если он достаточно хорошо развит духовно и умственно, ему всё это не нужно и даже не интересно. Не нужны ни яхты, ни… Чем выше человек развит духовно и умственно, тем меньший ему, на самом деле, требуется материальный уровень. А тут вот такое.

Поэтому, не вижу я никаких изменений в кадровом аппарате со времён 90-х годов. Как там присутствовали те представители корпораций, которые грабили страну в 90-е годы, так они и составляют значительную часть аппарата. А те, которые пришли вместе с Путиным, окружение значительное, его корпус, его собственных людей, то их уровень — вот, на уровне: схватил — держи. То же самое, один к одному.

Поэтому не будет никакого засадного полка. А если он будет укомплектован теми же самыми людьми, то он, вместо того, чтобы выйти на Куликово поле, быстренько к Мамаю перебежит просто, в полном составе.

Журналист: Но ведь в ситуации «крымнаш» было что-нибудь от политической воли? Была проведена молниеносная операция?

И. Стрелков: Ну, да.

Журналист: То есть, это говорит о том, что есть некоторые аналитики, есть скрытый штаб, который… Абсолютно нигде о нём…

Игорь Стрелков: Я не буду раскрывать некоторых подробностей, которые мне известны. Я не буду говорить ничего, потому что это не мои тайны. Но скажу, что всё, что снято в фильме «Крым. Путь на Родину»… Там совсем, конечно, всё не так было. Ну, совсем.

Журналист: Ну, а может быть, вся эта информация и не нужна на сегодняшний момент?

Игорь Стрелков: Ну, естественно. Но я думаю, что к моменту, когда об этом можно будет открыто говорить, или шах, или ишак, или сам Ходжа Насреддин помрёт. То есть, пока никаких комментариев я давать в этом отношении не буду — подробностей. А что касается в целом — да, было принято решение, которое, в тысячный раз уже, наверное, скажу, которое было Рубиконом и для самого Путина, и для власти. Но…

Как это, знаете — перешли Рубикон, а потом попытались договориться: может, это какая-то другая речка, как-то по-другому речку назовём? Вот что сейчас делает Путин? Он пытается с Западом договориться, считать Рубикон, который он перешёл. Какой-то другой речкой. Примерно так. За это он готов поступиться почти всем, что захватил перед этим, фактически.

Журналист: Что делать? Что делать? В стране есть мародёрская шайка, действует пятнадцать лет. Есть Чалый, который хотел запустить, и никак. Есть свободный рынок — ну, якобы свободный рынок…

Игорь Стрелков: Что делать? Ну, конечно, можно построить дороги и повесить дураков, но это будет экстремизм. Я не вижу рациональных способов выйти из этого кризиса без жёсткого слома. Вообще. Без революции. Ну, вообще не вижу. Скорее всего, будет или революция сверху, или революция снизу. Третьего не дано. Все проблемы загнаны настолько глубоко, настолько они проели наше общество, нашу жизнь, наше ментальное, вообще, состояние… Цинизм и ложь на всех уровнях, они вернулись на тот же самый оборот, на каком они были в конце Советского Союза, когда все говорили про коммунизм и никто в это не верил.

Всё то же самое сейчас. Без переворота дело ничем не закончится. Обязательно будет переворот, революция сверху или снизу. И я полагал, вообще, своим умишком, что Путин это понимал. То есть, я воспринял присоединение Крыма началом революции сверху. Как историк, как спецслужбист, я понимал, что это необратимые действия. Абсолютно необратимые, потому что они уже никак не могут быть отменены.

Это как, знаете, покатили с горы каменный шар, и он не остановится, пока не достигнет определённой точки равновесия. Уже невозможно его остановить. Сколько его ни тормози, сколько его ни пытайся направить в сторону, он всё равно докатится. Так и здесь. Но, если и был замысел революции сверху, если он вообще был, если они поняли, что они запустили, то он, фактически, был слит, приостановлен.

Сейчас ситуация катится абсолютно неуправляемо. И у Путина, и у его окружения ещё есть время, на мой взгляд, оседлать этот процесс. То есть, попытаться не удержаться просто на телеге, которая идёт вразнос, а именно снова взять управление — ну, знаете, да? — если с чем-то невозможно бороться, это надо возглавить. Это время ещё есть, но его становится совсем мало. Телега сильно расшатывается и уклон становится всё более крутым. Ну, и те, кто заинтересованы в том, чтобы телега разбилась, они тоже на месте не сидят. Они всячески и спицы вставляют в колёса, и т. д. Я это наблюдаю непосредственно.

Времени осталось всего ничего: год, полтора, два — то есть, в таком диапазоне. Я вижу возможность личного спасения для Путина и для части той элиты, которая его окружает, — для части — только в том, что они окончательно поймут, что их никто никогда не простит, что чёрную метку Запад никогда не отзовёт…

Журналист: А по-моему, он это и так прекрасно понимает.

Игорь Стрелков: А почему он тогда ничего не делает?

Журналист: Вот у меня такое впечатление, что уже он прекрасно понимает, и есть же в окружении историки, вот это — революция сверху и снизу… У меня представление, что он готовит революцию сверху.

Игорь Стрелков: Какими силами? Кургиняном? И Залдостановым?

Журналист: Нет, ну что Вы, это отвлечение всё.

Игорь Стрелков: Вот назовите мне, пожалуйста… Дело в том, что никакая революция не делается просто так. Для этого нужны, в первую очередь, люди, кадры, ресурсы. Подготовительная работа. Кем он собирается проводить революцию сверху? Какими силами? Его окружают, в значительной степени, люди, которые непосредственно связаны с олигархией, с западной олигархией, у которых семьи… Вот скажите мне, кого он ввёл в своё окружение…

Журналист: Подрастает молодая поросль, которая…

Игорь Стрелков: За два года она подрастёт, да? Чтобы к тому моменту, когда у нас всё развалится — вот она за два года подрастёт. И, извините, откуда она возмётся, эта поросль? Откуда она возмётся? С Селигерского лагеря, с «Молодой гвардии»?

Журналист: Да нет, ну что Вы. Есть кадетские училища, есть закрытые учебные заведения…

Игорь Стрелков: Давайте вернёмся к срокам.

Журналист: Они там воспитываются уже пятнадцать лет. Сейчас эта поросль уже распределена в структурах.

Игорь Стрелков: Лейтенантами и старшими лейтенантами?

Журналист: Ну, где-то так. Там есть патриотически настроенные офицеры.

Игорь Стрелков: Послушайте одну вещь. Вот, я, пройдя целый ряд… Моя военная служба закончилась в рамках замкомвзвода. Дальше я служил как оперативник ФСБ, как начальник оперативного подразделения, штабная работа… Но вот больше, чем замкомвзвода, я никогда в жизни не был, в боевых действиях не командовал, и не в боевых действиях — тоже, именно в армии.

Мне было предельно тяжело во время событий в Новороссии командовать в боевых действиях. То есть, я умел ставить задачи, я умел вести разведку, контрразведку — этому всему меня обучали, это всё естественно происходило. Но командовать именно в бою людьми, тем более, когда сначала подразделения развернулись в части, а части уже стали превращаться в соединения даже. Ну, не было опыта этого.

Как вы собираетесь старших лейтенантов протащить сразу на должности генеральские? Это невозможно, это просто невозможно. А противодействие тех, кто сидит на этих должностях, и продолжает сидеть, никем не заменяется — это вообще не рассматривается? Ну, и потом, качество вот этих кадетских, тех, кому сейчас… Ну, ладно, я сейчас не знаю, кто сейчас лейтенанты и старшие лейтенанты, я их уже не видел…

Хотя пять лет назад, шесть лет назад они приходили ко мне. Там уровень образования вполне себе по ЕГЭ. Они очень многого не знают. Они могут знать по два языка, но и моральный их уровень не очень высокий, мягко говоря, потому что они выросли в условиях мародёрского разграбления страны, и всё меряют на деньги. Не шибко высок. Идеологии там нет никакой, по большому счёту. И их уровень знаний, общего образования, общей культуры мысленной очень невысокий. Способности к творческому мышлению очень невысокие. Поэтому, извините, опереться на эти кадры…

Ну, можно построить на базе этого «тонтон-макуты», знаете такое? Папа Док, Бэби Док, в Гаити. Вот это можно, диктатуру такую сделать. Диктатуру грубую такую, военную, чтобы всех подавлять — на время это можно сделать, с этими кадрами. А больше ничего.

Можно 1937 год повторить, то есть, всех, условно говоря, попытаться расстрелять. Они радостно кинутся расстреливать, они же историю не знают. Не знают, что к 38-му расстреляли почти всех, кто в 37-м первые ряды занимал, и до этого. Там 90% личного состава ВЧК, ОГПУ, НКВД было уничтожено, в 38-39 годах. Девяносто процентов! Они не знают этого. Так, по крайней мере, руководящих, пониже там поменьше было. Они могут, да. А дальше-то что? Нет, абсолютно не вижу никаких кадров.

Журналист: Дальше мы видим такой проект, как «Глобальная волна». Потому что я восемь лет занимаюсь автономной энергетикой и прорывными технологиями, и не могу сказать, что подавляют. В этом и есть свобода слова в России.

Игорь Стрелков: Хорошо, тогда давайте вопрос. Вот вы ко мне пришли с крохотной непрофессиональной камерой. Извините, вы наверное на метро приехали?

Журналист: Конечно.

Игорь Стрелков: Ну, вот, я тоже до событий ездил на метро. Честно говоря, с удовольствием бы и дальше ездил, просто не очень люблю, когда на меня вылупляют глаза, не люблю я этого. Как-то вот вы не производите впечатления ни богатых людей, ни даже обеспеченных, ни даже технически снаряжённых. То, что вы восемь лет за свой счёт, я так понимаю, занимаетесь «Глобальной волной», это не значит, что вам государство чем-то помогло, и на вашей базе что-то вырастет.

Журналист: Конечно, государство не помогает.

Игорь Стрелков: Тогда о чём мы говорим?

Журналист: Так это же техника спецслужб. Почему спецслужбы должны помогать каким-то вот… Мы должны себя проявить.

Игорь Стрелков: Да, поэтому мы должны себя проявить. Поэтому мы должны… Я, знаете, знаю очень многих генералов, которые очень хорошо себя в спецслужбах проявили… Вот разница между мной и вами: я был внутри спецслужб. Я знаю, что там происходит. Опять же, не буду называть фамилии, до времени, я думаю, что это не нужно никому, генералов, которые сделали себе миллионные состояния.

Журналист: Мародёрство, и очень сильное.

Игорь Стрелков: Ну, так они остаются генералами и продолжают расти по службе, продолжают занимать своё место, и растят таких же красавцев себе на смену.

Журналист: Согласен.

Игорь Стрелков: И вычищают, ну, да, сумасшедших всяких там реконструкторов…

Журналист: Да, да, согласен.

Игорь Стрелков: Так где? Возвращаемся к тому, что нет, не было и нет. Нет никакого засадного полка. Нет никакой там гвардии скрытой. Не готовит он переворот. Он вообще спускает всё на тормозах. Он сел, как, знаете? «Я в домике». Я тоже в это очень долго не верил. Вот после Крыма я сделал то, чего не делал никогда: у меня на стене появился портрет Путина.

Я служил в органах, там у меня был свой кабинет — дослужился до своего кабинета, до личного, это было не так и мало в центральном аппарате — и никогда не было портрета Путина. Я никогда не относился к нему с большим пиететом. Более того, зная всё изнутри, что происходит, на уровне всё-таки полковника Федеральной Службы Безопасности, я понимал, куда мы катимся. Но после Крыма я решил, что революция сверху началась, просто логично рассчитал, и вот, я повесил портрет Путина. И до самой сирийской авантюры он у меня висел. После этого я его, извините, снял, потому что, вот, совсем плохо. Если он возьмётся за ум, я и портрет верну, и как говорится…

Я считаю, что он сейчас отключился, фактически, от управления. Он его передаёт всё более и более своему окружению, а сам занимается накачкой пиара.

Журналист: Да нет, это самоубийство, ну, не может быть такая примитивная личность такое время возвращаться, раз за разом, к исполнению обязанностей…

Игорь Стрелков: Вот, понимаете, «царствовать» и «править» — разные вещи. Царствовать — он царствует, а править — как-то вот… Не очень. Он создал несменяемую корпорацию вот эту, то есть, несменяемое окружение. Там только, знаете, как карты тасуются (показывает). Вот, что бы они ни делали, извините, обгадился на одном месте — его передвигают на другое. Обгадился здесь — его передвигают на третье.

Журналист: Ну, это принцип: не создавать врагов, чтобы не трепали языками. Либо ликвидировать человека — тогда слишком многих ликвидировать надо, ну, вы же понимаете. Лучше переставить, и пусть сидит, молчит.

Игорь Стрелков: Замечательно. А как тогда развиваться?

Журналист: Ну, я вижу какие-то механизмы, не просто так тасуется колода. Иначе это самоубийца. А в то, что он самоубийца, я не могу поверить.

Игорь Стрелков: Ну, а вы уверены, что он знает, что происходит, в полном объёме?

Журналист: Абсолютно. Я думаю, что да.

Игорь Стрелков: А я думаю, что нет. Знаете, почему? Потому что я читал документы, которые ещё в своё время — и писал, и читал то, что ему шло по нашей линии, ещё в «нулевых» годах. Извините, если на нижнем уровне пишется «плюс» или, допустим, «минус», то знаки документов к тому моменту, когда доходили до него, менялись на противоположные. По одной простой причине, потому что на каждом уровне не были заинтересованы в том, чтобы докладывать то, что есть на самом деле.

А ловили чётко сверху как это сейчас говорят, «месседж», настроение начальства: «чего изволите?», что начальство хочет услышать. Как бы начальство не было недовольно… А вдруг им не понравится то, что мы напишем, что на Северном Кавказе мы не совсем выиграли Чеченскую войну или мы её так лихо выиграли, что там не осталось ни одного русского. Там, где когда-то они составляли 90% населения, по крайней мере, Наурский и Шелковской районы. Или мы напишем, что мы умиротворили Дагестан, но при этом Дагестан стал на 99% дотационным регионом. Хотя ещё при Ельцине он был на 70 с чем-то там, всего.

Это вот у нас столько побед, за те восемнадцать лет, что я служил в ФСБ, у нас было столько таких побед! Но чем дальше, тем больше. Прямо на моих глазах наверх шли доклады совсем не такие. Приходит стопка (показывает) телеграмм с регионов, из неё делается выжимка полтора листа. Если сравнить, что написано в этой стопке телеграмм, и то, что идёт наверх, — две большие разницы. Колоссальные. Поэтому, там огромное количество фильтров. С тех пор, как система закуклилась, как она окаменела, как она взорвала социальные лифты, она перестала быть заинтересована в правде. Потому что правда угрожает каждому чиновнику, засевшему на своём месте. И она стала отсеиваться.

И, допустим, я думаю, что президент знает, что идёт война на Донбассе, что там воюют два корпуса народной милиции — да, это факт. Он знает, что там есть два корпуса народной милиции, сейчас третий будет формироваться. Но он совершенно наверняка, точно, практически, не знает, в каком состоянии эти корпуса. Наверх докладывают, что всё замечательно. А главное, войско, почти способное противостоять украинской армии самостоятельно. А что там реально, внизу — ему некогда.

Он, там, за амфорами ныряет, он сваи забивает в Керченский мост, ещё там что-то делает… Он занят протокольными мероприятиями. Вот Вы сравнили со Сталиным, как переворот, да? Две совершенно разных линии поведения! Сталин почти не участвовал ни в каких публичных мероприятиях. Ордена за него Михаил Иванович Калинин выдавал — он выдавал, Сталин сам их не вручал, ему некогда было.

Журналист: В этом и заключается элемент отвлечения: мы все думаем, что Путин занят протокольными мероприятиями и ныряет за амфорами. Мы заняты вот этим, обсуждением этого, и не видим, что, может быть, происходит…

Игорь Стрелков: Зато мы видим, что происходит реально. Что вся экономическая программа как была отдана на откуп прозападным либералам, я их либерастами называю,так она и остаётся в их руках. Как у нас было всё телевидение и радиовещание в руках либерастов откровенных, выходцев из 90-х годов, из альфа-банка, так оно у них в руках и остаётся. Как не было патриотического ни одного, по-настоящему независимого издания, способного противостоять «Эху Москвы», так и нет. Как сидело ворьё, «голубые воришки», на всех уровнях, так оно и сидит. Как можно было ограбить министерство обороны и после этого получить вертолётную промышленность, курирование, так и по-прежнему остаётся, ничего не меняется.

Журналист: А не есть ли это проверка общества на возможность самоорганизации?

Игорь Стрелков: Извините, проверку общества на возможность самоорганизации может устроить только Господь Бог. Президентам положено не проверять общество, а возглавлять страну и вести её к новым свершениям. Или, по крайней мере, заботиться о её будущем сохранении. А не приведение в состояние полной деградации. Проверка общества! Если он так думает, как вы, это кем он себя вообразил? Богом? Нет, я не думаю что это так есть. Я думаю, что просто вы озвучиваете определённую хотелку, да? То есть, «хитрый план». Поскольку глядя на то, что происходит, и рационально понимая, что то, что происходит — это дичь, мерзость, и ни к чему, кроме краха привести не может, мы пытаемся сами себе как-то сочинить какое-то благовидное направление.

Журналист: Нет, ну, времени мало осталось, Вы же сами говорите.

Игорь Стрелков: Да, года полтора-два.

Журналист: И всё вот это станет более-менее видно, что будет происходить.

Игорь Стрелков: Да, а разве сейчас не видно?

Журналист: Я вижу, что весь мир, не только Россия — весь мир стоит на пороге большого изменения, колоссального.

Игорь Стрелков: Так к этому изменению надо готовиться. К этому изменению надо, в любом случае… Просто сидеть и ждать, когда нам на голову упадёт метеорит — это, простите… Авось, он упадёт не на нас, а на Америку, да? Условно говоря. Или Йеллоустоун взорвётся, или ещё там что-то. Простите, это амёба так реагирует. Амёба, вот, она живёт, расширяется, делится. Её ткнули иголочкой — она начала шевелиться. А у нас, у людей, перспективное мышление должно быть. Мы должны не реагировать, а предусматривать то, что будет в будущем, чтобы предотвратить негативные воздействия на свой организм, на своё государство…

Журналист: Да, поэтому мы пришли и спрашиваем, что делать.

Игорь Стрелков: Что делать? Я вам отвечаю: надо формировать новую элиту. Если этого не сделает Путин…

Журналист: Ну, не за год? Это опять какое-то время, сколько лет?

Игорь Стрелков: Какое-то время… Надо формировать её, лучше начать сейчас, чем завтра. Да, это надо было делать поза-поза-поза-поза-позавчера, но если это не делалось, надо делать это сейчас. Всё равно, никто с нас не снимет этого. Нам жить в нашей стране. Когда наступит кризис, значительная часть нашей «элитки», она соберётся и перелетит на запасные аэродромы. Там правда их всех пересажают, разорят… Они там любят разорять набобов, туземных царьков, сбежавших с награбленным. Но они этого не думают, у них там горизонт мышления, опять же, очень небольшой. А мы должны всё равно думать о том, что будет после них.

Журналист: Сколько времени формируется элита?

Игорь Стрелков: Да сколько угодно. Сколько бы мы не взяли, всё будет мало. В кризисной ситуации элиту надо формировать здесь и сейчас, беря то, что у нас есть. То, что не сбежит, то, что хоть как-то пригодно, то, что сможет управлять страной в момент, когда всё будет рушиться. А то, что будет рушиться, это, по-моему, ясно. Мир будет рушиться, и страна будет рушиться — кстати, уже рушат весь мир.

Журналист: Может, уже кадры давно подобраны, и он просто ожидает, когда начнёт рушиться, и во-время поставит тех, кто выявлен, проявлен? Может быть, и Вы в той же самой обойме, и т. д., мы не знаем.

Игорь Стрелков: Знаете, как военный, всё-таки, относительно военный человек, я вам скажу, что без подготовки ничего не делается. Вот если бы меня действительно хотели как-то использовать…

Журналист: Невозможно вести подготовку, будут раскрыты планы. Будет сразу понятно. Поскольку я работал в правительстве, я видел то, что делал Владимир Владимирович, и ни разу не было утечки. То есть, были колоссальные внутренние передвижки…

Игорь Стрелков: Я вам расскажу маленькую историю, из истории. В 1855, если не ошибаюсь, году, состоялось такое сражение при Инкермане, под Севастополем. Не слышали?

Журналист: Слышал, конечно.

Игорь Стрелков: Командовал этим сражением генерал-адьютант, адмирал Меньшиков, потомок знаменитого петровского фельдмаршала. Очень умный человек, кстати, с немалым военным опытом, он участвовал и войне 1812 года, и т. д., но всю свою, фактически, карьеру военную проведший в штабах. Великолепный острослов, умница, про которого шутили — раз он посетовал, что не побрился, ему сказали: да у тебя какие проблемы, высунь язык и побрейся. Настолько острый у него считался язык. И очень острого ума, перед этим — дипломат, но до этого никогда не командовавший войсками.

Он провалил сражение не потому, что оно было плохо задумано. Оно было прекрасно задумано, то есть, он как стратег, как штабной работник, он его полностью разработал, расписал. Но он решил довести, то есть, соблюдая глубочайшую секретность, он довёл до командующих подразделениями свой план меньше, чем за сутки до начала боя. А учитывая, что тогда не было ни средств связи, даже телефонов, всё осуществлялось курьерами, половина военачальников вообще этот план не получила, половина получила и не успела довести до низших.

И был нарушен самый главны принцип любого военного дела, и любого, военно-политического, в том числе: люди не понимали свою работу. Войска пошли в атаку совсем не так, не вовремя и не так, как предполагал Меньшиков, и были разгромлены в хлам. Жуткие потери, жуткие потери понесла армия, причём, лучшие полки, при относительно небольших потерях противника. Больше ни одного генерального сражения русская армия под Севастополем дать не смогла, после этого. Это был генеральный бой. И именно последующие все историки, все, кто разбирал это сражение, причину проигрыша объясняли именно тем, что Меньшиков пересекретничал, и его подчинённые не понимали его манёвра.

Если у Путина и есть какой-то гениальный план, то он его провалит в хлам именно потому, что никто не понимает его манёвра. Никто. Суворовский принцип…

Где, Путина вы в интернете видели? Я видел только, как он за амфорами нырял, со стерхами летает… Никто не понимает путинского манёвра, если он есть. А дальше мы знаем известный анекдот про утку: если крякает, как утка, ходит, как утка, летает, как утка, выглядит, как утка, то с вероятностью 99% — это утка. Если президент ничего не делает пятнадцать лет, то есть, если он сохраняет при себе вот это окружение, нисколько его не меняя, то значит, наверное, он не хочет его менять? Утка!

Журналист: Пользователи сети интернет просили задать вопрос про деньги Новороссии. Напечатаны были деньги…

Игорь Стрелков: Дело в том, что здесь я не могу ничего сказать, поскольку печатались они не при мне, и вообще я не занимался этим вопросом в Новороссии. В ДНР я занимался только военными делами, вообще никак не касался гражданских, фактически. Ну, в Славянске общая диктатура в городе была, поскольку город был объявлен на осадном положении, условно власть принадлежала военному командованию, но не более того.

Как там планировались эти деньги… Я слышал, что они были отпечатаны, что они остались в Ростове… Но это надо не мне задавать вопрос, а Олегу Царёву. Вот он этим, вроде бы, занимался, к нему сейчас езжайте и задавайте вопросы. Сейчас начну врать, сочинять, зачем это нужно?

Журналист: Можно всё-таки после описания такой плачевной ситуации сказать, всё-таки, полуторастолетней давности: Россия может из любой катастрофы сделать огромный взлёт. В данном случае, мы приближаемся к катастрофе, и наверняка есть оптимистический момент, он есть, может, мы не знаем? Или мы не хотим знать, или не хотим видеть?

Игорь Стрелков: Естественно. Поймите следующее: любой человек, на любом своём месте, любой профессионал проходит профессиональную деформацию. Если человек привык с утра до вечера маршировать по чужим приказам, то он будет любые приказы выполнять… А у чекистов своя профессиональная деформация, они везде ищут недостатки. Они ищут угрозы…

Мне очень повезло, в какой-то степени, что я пришёл уже сформировавшимся человеком в органы. То есть, я пришёл в 25 лет, имея за спиной уже три войны (Приднестровье, Боснию и Чечню первую), имея уже определённое образование, определённый даже общественный опыт. Я пришёл сформировавшимся человеком, меня полностью контора под себя не сумела переломать, в том её виде, в котором она была. Я сохранил там, ну, авантюризм, допустим, даже, да? Опять же, пять лет, проведённых в Чечне, 1999 по 2005 год, по шесть, по восемь месяцев каждый год, побольше даже, они… В условиях военных действий требовалась инициатива постоянно, и прочее — позволили сохраниться.

Но всё равно, деформация есть, конечно же. Во всём я вижу угрозу. В первую очередь я акцентирую внимание не на положительных моментах, а на отрицательных. Это свойство профессии. Поэтому, естественно, склонен сгущать краски. Но это сгущение, по моему опыту, оно… В целом, тенденцию, практически, я улавливаю верно, но могу ошибаться в сроках и скорости негативного развития событий. Только в этом.

Там, допустим, мне кажется — ставлю себя на место противника, как бы я сделал на месте противника, учитывая, что я действовал бы решительно, ударно, атакующе — у них, может быть, совсем другие планы. Поэтому могу немного ошибаться. Не более того. Пока, к сожалению, весь негатив, он подтверждается. Больше того, я боялся говорить об этом негативе в своё время, когда его увидел, потому что надеялся, что, может быть…

Вот то, что вы мне говорили по поводу того, что «может быть, есть хитрый план» — когда я находился в Новороссии, в Донбассе, я очень надеялся, что он будет. И первые полгода после вывода своего, тоже, до конца, вот, наверное, есть какой-то план… Нет никаких планов. Нет. Есть пассивное реагирование на обстановку. Нежелание ничего менять, и попытка заморозить, пересидеть, знаете? Пересидеть, авось, Фукусима очередная долбанёт или Йеллоустоун взорвётся, или ещё что-нибудь там. Или огненный дождь на Америку просыпется, и мы тут, ничего не делая, опять окажемся…

Журналист: А с военной позиции, не думаете, что есть разрабатываемый план наступления? Всё спланировано, и до этого, какие бы события не происходили, всё оно идёт…

Игорь Стрелков: Подождите, планы наступления наверняка есть. Генеральный штаб для того и существует, чтобы моделировать любой, я думаю, что даже война где-нибудь в Антарктиде может быть спланирована. Просто потому, что это обязанность Генерального штаба — готовить планы военных действий на любые случаи жизни. Глобальной войны, неглобальной войны — это их задача, планы писать и разрабатывать сценарии. Вопрос, реализуем ли этот план?

Вот, объясните мне по ситуации в Сирии: что это было? Вот зачем, к чему? Возможно, и есть какой-то там хитрый план, но его никто не может понять. Никто. Его могут интерпретировать… А рациональной интерпретации у него нет. А нерациональных там можно сколько угодно насочинять, критических. Вот, что это было? Зачем мы пять месяцев воевали в Сирии, но так и не выполнили ни одной из объявленных по телевизору задач, и уходим оттуда? Ушли, резко, в четыре дня?

Журналист: Почему, Асада приняли как переговорщика, хотя до введения Россией его вообще не хотели воспринимать…

Игорь Стрелков: Они его и сейчас не хотят воспринимать.

Журналист: Вынуждены.

Игорь Стрелков: Кто вынужден? Асад четыре года без нас держался.

Журналист: Наступил предел, не смог, взмолился: нет, ребята, я сдаюсь. Нет, Россия вынуждена была войти, Асад сказал: я всё.

Игорь Стрелков: Сейчас-то что принципиально изменилось? Что принципиально изменилось за эти пять месяцев? На некоторых направлениях на 60-70 километров отбросили. За пять месяцев, знаете, при нынешних темпах операций, это…

Журналист: Выигрыш не военный. Там выигрыш не военный.

Игорь Стрелков: А в чём выигрыш? Ну, в чём, объясните. Я не понимаю.

Журналист: Америка втянута в переговорный процесс.

Игорь Стрелков: Америке глубоко наплевать, что будет в Сирии, кто будет в Сирии, что будет с Турцией, с Саудовской Аравией… Их устроит любой вариант развития событий, вообще. Им главное, чтобы война не закончилась. Они просто сносят Старый Свет, совершенно откровенно, сносят Старый Свет. Бьют, естественно, сносят его с тех точек, где наиболее уязвимо.

Именно они проплачивают мириады беженцев в Европу, как керосинчик для будущего пожара. Именно они заставляют, наклоняют Европу, наклоняют и Олланда, и Меркель, для того, чтобы они этих беженцев принимали там с распростёртыми объятиями. Американцев любой вариант устроит. Им эта Сирия, как нам Буркина-Фасо, примерно. У них есть там свои интересы, но, что бы мы там ни делали…

Потом, не смешите меня. Если бы американцы хотели, чтобы мы там не проводили операцию, мы бы её не смогли провести. Физически. Они просто склонили бы турок (у них, слава Богу, на турок достаточные рычаги, хотя бы потому, что они там Пэтриот держат, ракеты, и авиацию свою держат, у них там две военные базы), они бы закрыли Босфор и Дарданеллы, под любым предлогом, тем более, что Монтрё, вот этот договор, он позволяет закрыть, на самом деле.

Это всё сказки, что там нельзя по этому договору — это чушь. Просто никто не читает. Ну, а я-то читал! Закрыли бы нам Босфор и Дарданеллы, не было бы там никакой операции. И над Ираком закрыли бы воздушное пространство, тем более, что это их зона, ПВО закрывается с их баз — и всё, и не было бы никакой операции!

Журналист: Мне видится, это отработка слаженности действий в реальных боевых условиях.

Игорь Стрелков: Давайте мы не будем отвлекаться, я вам говорю, что американцам выгодна наша операция в Сирии. В чём выгодна, как выгодна — я не говорю. Если бы она им была невыгодна, они бы её не позволили. Всё.

А отработка… Извините, мне очень нравится наша… Мы всегда ругаем американцев за то, что — наша пресса, наши СМИ — «бомбят там всех, летают, вмешиваются во внутренние дела…». Извините, а типа, мы отрабатывали. Вы знаете, как это звучит с точки зрения человеческой, христианской? Подлее не бывает. Чистый сатанизм. Полететь, на других людях, на чужих людях, абсолютно беспредметно отработать боевые действия. Сколько мы там убили людей? Мы — имеется в виду, наша армия. Извините, я людей сам, лично, убивал.

Журналист: Но война вообще не благородное дело.

Игорь Стрелков: Подождите. Смотря, ради чего ведётся война. Если война ведётся ради национальных интересов, ради государственных интересов, в конце концов, даже ради религиозного принципа — это ещё как-то понятно. То есть, война всегда сопровождала всё человечество, всегда она была, есть и будет, пока человечество существует, в той или иной степени. Но, извините, просто полететь убивать людей, чтобы научить своих лётчиков бомбить правильно?

Журналист: Нет, ну, Вы перевернули всё.

Игорь Стрелков: Извините, Ваши слова. Нет, давайте дословно, вернитесь к тому, что Вы сказали: «мы там обучили контингент». Нет?

Журналист: Подвернулся случай. Нет, немножко не так…

Игорь Стрелков: А если мне завтра подвернётся случай зарезать на соседней улице человека, я давно не занимался боевым фехтованием. Если мне на соседней улице подвернётся случай кого-нибудь зарубить палашом, это что, я должен им воспользоваться?

Журналист: Задача была помочь Асаду.

Игорь Стрелков: Помогли? Надолго?

Журналист: Это мы посмотрим.

Игорь Стрелков: Мы посмотрим… А я вам скажу, если вы меня спрашиваете, 75% тех, кто воюет, они в эти переговоры даже не вступили. Там 2/3 тех, кто против Асада — это ИГИЛ и Джабхат ан-Нусра. Они вообще за пределами переговоров. А даже из тех, которые остались там, больше половины…

Журналист: Ну, их же кто-то финансирует там, они же не сами по себе живут.

Игорь Стрелков: Правильно. Так вопрос в том, что те, кто финансирует, когда у наших обозначился успех какой-то, хоть какой-то, нас оттуда тут же и убрали.

Журналист: Согласен.

Игорь Стрелков: Американцы. Они являются рефери на этом матче. На этом матче американцы являются рефери. Именно они показывают, кому куда играть, кому куда бежать, кому жёлтую карточку показывать, кому — красную, кого с поля удалять… Это они решают. А мы-то что там делали? В чужой игре? Мы работали на чужие интересы. Заодно убили кучу народу, абсолютно нам никак не угрожавшего.

Потому что если мы хотим бороться с ваххабитами и салафитами, надо бороться с ними у нас, здесь, в России. Надо собрать всех мулл, которых полно и в Башкирии, и в Татарстане, и не только там. Которые известны, что они салафиты, и отправить их просто, закрыть им въезд, вытурить и закрыть им въезд в Россию. И всё! Пусть они там воюют в Ираке, в Сирии, где угодно пусть воюют, но нечего их у нас здесь держать. Это будет действительно борьба с салафизмом, с ваххабизмом. Но мы же этого не можем сделать! Поэтому пусть продолжают свою деятельность, рано или поздно она действительно приведёт к тому, что в Сирии.

Поэтому ещё раз подчёркиваю: в Сирию мы полезли неизвестно зачем, но точно не в своих интересах. Угрохали очень много людей, непонятно за что. Потеряли гигантские средства — всё, что сказки рассказывают, 32 миллиарда рублей сирийская операция обошлась — извините, это надо лапшу собирать с пола. Потому что неизвестно, во что обошлась операция нашего корпуса, а то, что вся сирийская армия сейчас у нас на обеспечении — там не 32 миллиарда рублей, там всё по-другому.

Всё, что у них было, всё они расстреляли за четыре года войны. Вся нефть, весь газ, которые у них были, теперь под боевиками. Там вообще ничего нет у них. Поэтому сказочки пусть расскажут для «электората», к выборам думским, Жириновский, Зюганов и прочие.

Журналист: Материал можно будет выложить в сеть?

Игорь Стрелков: Я не говорю ничего, что я не могу сказать публично. И внутри своего коллектива я ничего не говорю того, что я не могу сказать публично. Такая позиция. А поздно уже. Можно врать сколько угодно, можно дальше делать вид, что всё замечательно, что всё хорошо. Если я это не скажу, это не скажет никто. Почему? Да потому, что мне без разницы уже. У меня выбор небольшой. Если здесь, в России, свергают Путина, побеждают либералы, то в лучшем случае меня до Киева довезут. Скорее всего, не довезут. По этой причине.

Журналист: А Вас не довезут, потому что Вы здесь организуете ополчение, и я тоже запишусь туда.

Игорь Стрелков: Ну, вот этого показывать не надо (смех). То есть, условно говоря, терять нечего.

Благодарим Тамару А. (ти-груша) за предоставленную отекстовку интервью!
использованы материалы: видеоканал Глобальная Волна


Комментарии
Для комментирования авторизуйтесь (зарегистрируйтесь) на сайте или войдите через соцсети:
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Войти через социальные сети:
Войти через ВКонтакте