Игорь Стрелков: Цена сирийской авантюры - потеря своих земель

Продолжение беседы Игоря Стрелкова и Максима Калашникова. Сирийская авантюра уже привел к поражениям Кремля на Украине, к потере Приднестровья и к страшной запущенности дел внутри РФ. Чем это грозит?



Текстовая версия

Цена сирийской авантюры — потеря своих земель

М. Калашников: Сейчас на Украине начинается, судя по всему, новый круг нестабильности. Возможно. Может, конечно, Михо-майдан пока не вызвал таких многотысячных толп сторонников. Хотя кто-то за ним пошёл. Но Украину начинает, действительно — вот и Эль Мюрид говорит, я читал статью Эль Мюрида, что на Украине всё-таки подходит цикл новой смуты. С теми же лозунгами люди выходят, что и в 2013 году. Получается, снова Российская Федерация к этому моменту оказывается не готовой.

И. Стрелков: Российская Федерация не готова, в первую очередь, не в военно-техническом и материальном отношении (хотя здесь тоже неготовность колоссальная, намного меньшая готовность, чем в 2014 году), не в моральном плане не готова. Самое главное — не готовы на ментальном уровне наши государственные руководители. Они уже на Украине сдались. Понимаете? Единственное, на что они надеются — это сохранить хотя бы что-то для сохранения своего лица. То есть, Крым. К которому они теперь привязаны и никак не могут его отстегнуть. Это всё, на что они надеются. Поэтому, даже если в Киеве произойдёт новый майдан, новый раскол, что-то ещё, вряд ли Москва отреагирует, хотя бы и так же нерешительно, как в 2014 году. По причине того, что вопрос о санкциях, вопрос о давлении Запада теперь для них является ключевым и решающим. Если, условно говоря, завтра провозгласят где-то в Одессе или в Харькове народную республику, то теперь…

М. Калашников: «Мы умываем руки, всё, всё, всё!»

И. Стрелков: Да, да, да. Это будут показывать по телевизору, и всё. И, условно говоря, даже если появится очередной Стрелков с 50-ю автоматчиками, будет сделано всё, чтобы он не прошёл, а если прошёл — чтобы его уничтожили как можно скорее. Вот, сразу. По причине того, что они категорически боятся и страшатся, обжегшись на молоке, они будут дуть на воду.

М. Калашников: Мне хороший мой друг из Донецка говорил: да вот надо не повторять ошибок, надо сейчас закладывать подполье, пользуясь тем, что сейчас следующий круг борьбы за Украину…

И. Стрелков: Кто будет закладывать подполье?

М. Калашников: Да кто уже? Всё уже, да.

И. Стрелков: Кто будет закладывать подполье? Никто не будет. На Украине, даже если произойдёт очередной майдан, к власти придёт ещё более антироссийская хунта. Ещё более радикальная. И к этому идёт объективно, и это будет, рано или поздно. Если Порошенко будет недостаточно радикален, ему на смену поставят кого угодно: Авакова, и вплоть до Яроша включительно.

М. Калашников: Я наоборот сыграл бы… Но это, опять же, надо играть за страну. Сыграл бы на поддержку какого-нибудь Яроша, «Правого сектора», чтобы быстрее…

И. Стрелков: Максим, они не способны ни на что играть.

М. Калашников: Ну, тем более, что Тиллерсон сказал, что Крым придётся всё-таки отдавать. Это уже понятно.

И. Стрелков: Вы же помните, они же приветствовали избрание Трампа шампанским.

М. Калашников: Тухло. А я тут недавно поместил отрывки из новогоднего «Голубого огонька», с 2016 на 2017 год, где так здорово Трамп в исполнении Стоянова пел. Это понятно.

И. Стрелков: В принципе, мы вкатываемся в очередную стадию системного кризиса, общего, военного, военно-политического и экономического. И он будет только развиваться. Такие новости, о которых мы говорим, они будут практически теперь каждый день. И действия российских властей будут всё более и более судорожными. Вот то, что сейчас объявил Путин, — это, на самом деле, судорожный шаг. Совершенно судорожный шаг.

М. Калашников: Да, согласен.

И. Стрелков: Он нелогичен, но, собственно говоря, вся операция в Сирии противоречит любой логике. В общем, ещё раз, резюме. Дай Бог, чтобы наш экспедиционный корпус убрался из Сирии до того, как его разгромят. То, что Асад в итоге потерпит поражение, я, к сожалению, в этом не сомневаюсь. Главное, чтобы под раздачу не попали дополнительно наши люди.
Но ведь Вы помните, Путин уже один раз выводил, в марте 2016.

М. Калашников: Было такое.

И. Стрелков: Да.

М. Калашников: Потом снова пришлось вводить.

И. Стрелков: Он клялся, что там не будет сухопутного контингента. В результате, там воюют многие и многие тысячи, постоянно, пехоты. Именно русской пехоты. Воюют с очень большими потерями. С потерями, которые в удельном отношении намного выше, чем наши потери в Афганистане. Имеется в виду не общее, сколько там за 10 лет набили в Афганистане, а относительно того времени, которое заняло это.

М. Калашников: Пропорционально.

И. Стрелков: Намного больше потери, чем в Афганистане.

М. Калашников: Ужасное состояние, когда видно, что ты ничего не можешь сделать, а конструкция начинает уезжать вбок. У меня такое чувство уже раз было.

И. Стрелков: Между прочим, на Донбассе сейчас достаточно жёсткое обострение, о котором опять же как-то помалкивают. В среднем, мне пишут, два-три убитых в день, каждый день, среди ополченцев. Это только в районе Донецка, в районе Донецкого аэропорта и Ясиноватской развязки. В районе Ясиноватской развязки такие потери, что людей из других бригад, из других подразделений переводят туда. И так-то некомплект в пехоте, там, 60-70%, а приходится

М. Калашников: Да их просто мелют в этом, как мясорубкой.

И. Стрелков: Да, мясорубка просто. Новые люди не поступают служить, естественно, идиотов нет. Никто ни во что не верит, никто не хочет. А старый контингент, который ещё на что-то годен, — вот его сейчас отправляют туда, перемалывать. И при этом звучат громогласные заявления о победах, о том, что там новый котёл, ещё что-то. Реально украинские войска постепенно продвигаются, захватывают позицию за позицией. Да, это продвижение очень медленное, они чисто тактически, но количество рано или поздно переходит в качество. И я не удивлюсь, если через какое-то время мы узнаем, что занята Ясиноватская развязка, что аэропорт в руках у украинских военных.

М. Калашников: Ну, да, сами минские соглашения подписывались как раз на фоне того, что ведь Донецк оказался охваченным с Запада. Фактически ведь войска-то в лесу стоят у городской черты.

И. Стрелков: Фактически, давайте вспоминать, что когда, к сожалению, меня там уже не было, к моменту подписания соглашений, но это надо было иметь колоссальнейший государственный и военный ум, чтобы оставить украинские войска на позициях, действительно, по окраинам Донецка.

М. Калашников: Это всё равно, что Сталин согласился бы в Финской войне — да пусть ваша артиллерия остаётся в двадцати километрах от Ленинграда, от Питера, в данном случае. А тут ещё ближе.

И. Стрелков: Вообще, даже сравнивать со Сталиным невозможно, потому что Сталин, если воевать — то он воевал. Успешно, неуспешно — но он воевал, по-настоящему, на 100%. Эти недоделкины воюют на четверть и наполовину. Сначала они воевали наполовину, а сейчас они, не знаю, на одну восьмую, что ли, воюют.
Они не знают, что такое война, и не понимают вообще её. Но зато это, опять же повторяю, золотое дно, которое позволяет им ультра-, супер-обогащаться. В том числе, верхушке наших военных позволяет обогащаться. Наших силовиков, которые замечательно там сидят на контрабанде сигаретами, что в Луганске, что в Донецке. На контрабанде алкоголем и всем прочим. Которую они крышуют и получают с этого деньги. Я не могу озвучить некоторые фамилии, но мне известны люди в чинах генерал-полковников, лично известны, которые, я знаю точно, очень хорошо зарабатывают на этом.

М. Калашников: Как в Афганистане, когда Афганистан превратился в некий такой… В привитую такую опухоль, болезнетворную, которая начала разлагать общее тело вооружённых сил Советского Союза…

И. Стрелков: Тогда главная опухоль сидела в Кремле.

М. Калашников: Это понятно.

И. Стрелков: Всё остальное — это были мелкие метастазы, которые проникают…

М. Калашников: Но сейчас то же самое, Игорь Иванович, получается. Но я имею в виду ту роль, как армейская верхушка начинает разлагаться, торговый свой гешефт делать.

И. Стрелков: Да не начинает...

М. Калашников: А продолжает.

И. Стрелков: А продолжает. Всё это было и в первую Чечню, и во вторую Чечню, цвело пышным цветом и пахло. Это продолжается и сейчас. Воры и жулики не могут переродиться. Вот их назначь хоть фельдмаршалами, хоть графами, хоть там учёными — они всё равно будут воровать и жульничать.

М. Калашников: В моей жизни это действительно безпрецедентная ситуация. Нет, то что кризисные явления мы уже видели в конце 80-х — начале 90-х — это одно. Другое дело — создать чётко два мира. Есть мир виртуальный, если смотреть телевизор — ну, что, всё нормально, ура, да здравствует, вперёд — одни победы. И есть второй мир — мир реальный. Я понимаю, что победа над электоратом одержана полная, он ничего не понимает, он не шевелится.

И. Стрелков: На самом деле, основная часть населения абсолютно равнодушна к войне в Сирии. Вот абсолютно равнодушна.

М. Калашников: Да, я тоже это понимаю.

И. Стрелков: И надо ещё понимать, что абсолютная, большая часть образованного населения, то есть, того, которое сохранило образование, которое хоть что-то понимает, вообще эту войну, как минимум, не поддерживает.
Если какая-нибудь бабушка, насмотревшаяся телевизора, где-нибудь в Волосово или где-нибудь в Сибири и поддерживает путинскую операцию, то Путину от этого, на самом деле, ни тепло, ни холодно. Потому что от бабушки не зависит ничего. Вот вообще ничего. Даже если она пойдёт и проголосует — ну, вот разве что это. Но голосованием не будет решаться судьба ни Путина, ни кремлёвской олигархии. Ну никак.
А вот поддержку всего среднего класса, почти всей собственной опоры, всей олигархии и значительной части бизнес-элиты они потеряли уже. Сейчас они опираются только на чиновников и на достаточно узкую группу олигархов, которые с падением Путина потеряют всё, потому что они тоже получили чёрную метку от Запада. Но при этом у них всё равно не хватает мозгов принять срочные меры, потому что они, во-первых, не могут, во-вторых, не умеют и, в-третьих, боятся. Они надеются на прощение. Вот мне интересно, Сечин, который просто обречён при победе либералов, которая сейчас просматривается практически безспорно…

М. Калашников: Безспорно, это 100%.

И. Стрелков: Вот, что он сейчас делает? Почему он ничего не делает? Он что, рассчитывает, что ЧВК Вагнера его спасёт или какие-то другие формирования? Так они не у него в руках. Нет, ну, может они рассчитывают установить здесь военную диктатуру? Но с Путиным военная диктатура невозможна. Более того, даже если убрать персоналию Путина и оставить всю ту компанию, которая собралась, не будет работать ничего.

М. Калашников: Ничего, это жалкая команда, она во-первых, распадётся.

И. Стрелков: Они, во-первых, распадутся, во-вторых, они не смогут объединиться, потому что они друг другу не доверяют. А не доверяют они друг другу потому, что они никогда не выполняют своих собственных обещаний и обязательств. И, в-третьих, они ничего не умеют. И, самое главное, они ни за что не хотят и не умеют отвечать. А какая диктатура может быть, если люди не хотят и боятся ответственности? Не может быть никакой диктатуры.
У нас любят ссылаться на генерала Пиночета, вот, нам бы такого пиночета… Очень спорное утверждение, но как бы — возьмём. Пиночет ничего не боялся. Все репрессии, которые он проводил, а репрессии проводил он жёсткие, правильные, неправильные — другой вопрос, но он не боялся их проводить по одной простой причине: он действовал исходя не из корыстного интереса, а из собственных убеждений.
Может быть, у него, конечно, и был корыстный интерес. Но особых, насколько я понимаю, миллиардов или миллионов у него не нашли, даже когда его арестовали. Но он исходил из убеждений. И поэтому он действовал жёстко и решительно. И так или иначе он, действительно, заставил Чили пойти по тому пути, по которому хотел, чтобы она пошла, он. А эти на что способны? Они ни на что не способны, они ни за что не могут и не хотят отвечать.

М. Калашников: Да, и на фоне, собственно говоря, принца этого, бен Сальмана, который вот сейчас, на наших глазах, из элитных выродков выжимает 800 миллиардов долларов, здесь — липовые совершенно победы. Что хотят в Саудовской Аравии — понятно, и там действительно реальные достижения. И что они хотят построить, ясно. А здесь — картонная победа, театр, имитация. Совершенно согласен.

И. Стрелков: Если годами набирать в администрацию президента и в управляющие органы не тех, кто делает, а тех, кто умеет красиво доложить и дать картинку, то что может быть другого?

М. Калашников: Ну, нас с Вами упрекают, что мы всё время говорим, что и то не так, и то не этак, а власть, соответственно,…

И. Стрелков: Знаете, более того, нас упрекают и нам говорят: «а вы подскажите, как сделать?». Ну, допустим, мы скажем. Но делать-то нам не дадут. Вот, посмотрите, даже в области создания ветеранской организации «Союз добровольцев Донбасса» кого поставили во главе? Жуликов и прохиндеев. Которые не добровольцы, во-первых, и во-вторых, ничего не умеют делать, кроме как заниматься пиаром. Пиар-специалист Бородай, жулик, прохиндей и пиар-специалист Пинчук, ну, и дальше можно перебирать по пальцам. Козицин жулик бегает патентованный, судимый ещё в советское время, изгнанный из прапорщиков внутренней службы.
Вот, пожалуйста, это как слепок, это зеркало, слепок с общей системы. У них на каждое дело находятся только такие же кадры, какие они сами. Что они могут сделать?

М. Калашников: Игорь Иванович, я понимаю, что всё это внешнее спокойствие, что бы там ни считал электорат (верный электорат обработан), — оно сменится такой смутой…

И. Стрелков: К сожалению, я в этом не сомневаюсь. Некоторые упрекают меня даже в злорадстве. Возможно, в некоторых моих постах в соцсетях создаётся впечатление, что я злорадствую. Ничего подобного. Это у меня просто идёт обычная защитная реакция, психологическая. Я понимаю, как всё будет плохо, но мне, как и всем, на самом деле не хочется об этом даже думать, как будет плохо, насколько будет плохо. И я просто так вот ехидствую, чтобы заглушить свою собственную тревогу и, в какой-то степени, ужас перед будущим. Но, в отличие от тех, кто просто ужасается, я понимаю, что надо будет делать и как надо будет делать. Но от этого ситуация легче не будет.

М. Калашников: Да, придётся действовать в условиях дичайшего дефицита времени, кадров, средств — это понятно.

И. Стрелков: Да и я тоже уже не молод, к сожалению.

М. Калашников: Это понятно. Просто-напросто я давно уже живу с ощущением, Игорь Иванович, дежавю, просто в новых условиях. И я понимаю, что им дадут, может быть, переползти эти мартовские выборы, так называемые.

И. Стрелков: Может быть, дадут, может быть — нет.

М. Калашников: Может быть, дадут. Скорее всего, дадут.

И. Стрелков: Система будет рушиться, это понятно. Они её будут взрывать, разрушать. Единственное почему им могут дать переползти и мартовские выборы, и немножко позже, — это потому, что они не готовы оккупировать нашу территорию. Это очень затратное мероприятие, к которому они только начали готовиться. Они только начали создавать группировку в Польше, в Прибалтике и по окрестностям.

М. Калашников: Только занялись внутренней логистикой, построением коммуникаций в Европе.

И. Стрелков: И потребуется год-полтора на то, чтобы сосредоточить необходимые силы и средства. Но, опять же, у них есть свои экстремисты, которые хотят всё и сразу. И у них есть свои безумные совершенно люди, которые вообще ни о чём не думают.

М. Калашников: Это о ком Вы?

И. Стрелков: Помните такую Джейн Псаки?

М. Калашников: Аналог Захаровой, или Захарова аналог её.

И. Стрелков: Аналог Захаровой или не аналог Захаровой, вообще-то, это достаточно крупный чиновник. По всем меркам, и по американским тем более. И, скажем так, человек, который интересовался историей Соединённых Штатов и вообще англосаксонского мира в начале 20 века, то есть, сто лет назад, я могу сказать, если бы тогда чиновник на таком посту один раз сказал то, что сказала Псаки, примерно, то, скорее всего, он бы вечером застрелился. Были совершенно другие представления о чести, и прочее. И если бы он не застрелился, то в любом случае он с позором вышел бы в отставку. И никогда бы его больше никуда не взяли. Но Псаки, как Вы помните, год или полтора озвучивала абсолютный бред, и её в итоге убрали, конечно, но…
Так там таких Псаки — море. Англосаксонский мир тоже деградирует. Россия просто, как обычно, находится во главе процесса деградации европейской цивилизации. Саморазрушения европейской цивилизации. Как обычно, нам в этой ситуации достаются самые тяжёлые, самые кризисные моменты. Но кризис-то общий. И кризис элиты западной тоже имеет место. И поэтому, исходя из того, что у них там тоже кризис мозгов и кризис морали, а мораль и мозги всегда связаны, они могут совершать ошибки. Они могут, действительно, считать, что необходимо разрушить, пока есть возможность, скорее, скорее.

М. Калашников: Я думаю, что они всё-таки представляют опасность применения ядерного оружия, что будет ответный удар и что победителей не будет. Я другое считаю, что если такие отморозки и поступят так…

И. Стрелков: Если ответный удар будет. Тут же, понимаете… Вспомните тот же 1917 год, 1991 год. В 1917 году нас была 7-миллионная армия, по-моему. Мобилизованная, боеспособная, может быть, не самая лучшая, но достаточно. А в 1991 году без войны у нас была 3-миллионная армия, со вторым или даже, может быть, первым в мире запасом ядерного оружия. Это спасло страну?

М. Калашников: Нет, но не было ядерного удара. Ударили изнутри, сработали внутренние силы…

И. Стрелков: Подождите, Максим. Я ещё раз подчёркиваю, никто не будет нас атаковать до момента, пока мы не развалимся сами. Они готовятся не к агрессии против Российской Федерации, они готовятся к миротворческим операциям на территории бывшей РФ, которая распадётся на какие-то там…

М. Калашников: И сразу же можно напомнить нашим зрителям, особенно молодым, что в 1919-1922 годах западные силы входили именно как миротворцы, как поддержатели, то есть, они-то в бой почти с Красной армией не вступали.

И. Стрелков: Ну, там была немножко другая… Давайте, Максим, не будем так говорить. Во-первых…

М. Калашников: Неполная аналогия.

И. Стрелков: Она вообще не аналогия, хотя бы по одной простой причине, что вначале очень многие западные страны относились к большевикам, на самом деле, лояльно, скрыто лояльно. По одной простой причине: потому что они были уверены, что большевики Россию добьют. И они не мешали. На самом деле, они могли бы помочь белым, и действительно их вооружить с ног до головы и до зубов.

М. Калашников: Да в Архангельске они на складах сидели. Они же предпочли утопить всё это, но не отдать белым.

И. Стрелков: Да, они вели политику: они поддерживали белых ровно в той степени, чтобы белые, как говорится, не дали красным усилиться.

М. Калашников: Поэтому сейчас ситуация иная. Но они прекрасно понимают, что если здесь в стране наступит хаос, то бригады или батальона из Прибалтики хватит на то, чтобы создать миротворческие силы на территории…

И. Стрелков: Ну, там, допустим, не батальон, а речь идёт о полноценной бригаде, полноценной базе. И, я думаю, они будут разворачивать сейчас всё новые и новые бригады и базы кадрированные, чтобы в нужный момент быстро наполнить их людьми, создать инфраструктуру, логистику, и думать об оккупации наиболее важных для них районов. В первую очередь, позиционных районов наших ядерных сил и наиболее важных военно-политических и логистических центров, чтобы не дать возникнуть новому ядру. Ну, то есть, у них задача будет именно такая. И, конечно, в этом будет играть значительную роль наша, спасённая Владимиром Владимировичем Украина. Поскольку она даст, наверное, десятки, если не сотни, тысяч — я думаю, она даст сотни тысяч будущих полицаев, охранников, карателей.

М. Калашников: Это охранный корпус, фактически. Причём, мотивированный, убеждённый, неразгромленный…

И. Стрелков: Он, может быть, и немотивированный и неубеждённый, но у них будет ненависть и у них будет желание грабить и унижать. В этом отношении ничего не изменилось со времён Великой Отечественной войны, когда сотни тысяч хиви, из этих сотен тысяч хиви (то есть, военнослужащих немецкой армии из местного населения) очень значительную часть составляли украинцы, к сожалению.

М. Калашников: Ну, да, и пока хвастаются разгромом ИГИЛ — «ура, разгромили ИГИЛ!» — у себя вот здесь, под боком, фактически, будущий корпус хиви, в нетронутом виде.

И. Стрелков: Мы с Вами давайте не будем рассматривать эти катастрофические сценарии. В них, во-первых, до сих пор очень мало народа верит, и многие отмахнутся. Скажут, что опять у Стрелкова мозги заехали, и прочее. Поэтому, никто же не вспомнит, что ещё в 2014 году один к одному я предсказывал ту ситуацию, которая сложилась сейчас. Один к одному. И писал, что так вот оно и будет. Что этот подъём сменится глубочайшим моральным упадком. Что средства будут растрачены впустую, и что никак не удастся реализовать ни минск-1, ни минск-2 — они в принципе не реализуемы. Никто про это не вспомнит. Но, поскольку сценарии, о которых мы сейчас говорим, они ещё пока только возможны, а не неизбежны (но они уже возможны, и очень возможны), но они пугают.

М. Калашников: Надо долбить, Игорь Иванович.

И. Стрелков: Да, какой смысл долбить?

М. Калашников: Всё равно об этом нужно говорить. Ну, что? Ладно, будем ждать, что называется, съезд НПСР.

И. Стрелков: Съезд НПСР — это отдельный разговор, об этом надо отдельно разговаривать.

М. Калашников: Но я думаю, что в любом случае выход один: всё равно надо пытаться создавать какую-то…

И. Стрелков: Делай, что должен, и будь, что будет. Других вариантов у нас нет.

Отекстовка Тамары А.